Я на валенках поеду в 35-й год... Воспоминания
Шрифт:
Вышли рассказы А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», «Матрёнин двор»; «По ком звонит колокол» Э. Хемингуэя. Мы ходили в бассейн, учились нырять с аквалангом. Но весной наступил новый этап нашей семейной жизни. Первого ребёнка редко кто планирует. И мы не планировали. У Натальи начались боли. Положили её в больницу, боялись внематочной беременности. Она была твёрдо уверена, что я испортил ей всю жизнь. Надо иметь в виду, что училась она на геологическом факультете, уже съездила в экспедицию на Дальний Восток с двоюродной сестрой, собиралась ездить и дальше. В геологии ее интересовала природа, а не наука. И вообще оказалось, что она счастлива только в лесу, с животными и маленькими детьми. Анализ дал три креста Вассермана. Представляете её состояние! Слава богу, в венерологическом диспансере две старые опытные еврейские бабушки-врачи после интервью и беглого осмотра определили это как токсикоз. (А по поводу Ленина до сих пор выясняют!)…
Весной
Наталья вернулась к занятиям в университете, пришлось найти няньку. На переменках она прибегала в студенческое общежитие, куда я привозил Ваську на кормление.
Стипендии не хватало, требовался постоянный источник денег. Мы с Сашей Веденовым нашли его во Всесоюзном институте научно-технической информации. Саша организовал новый еженедельный выпуск журнала «Экспресс-информация по физике плазмы». Он стал редактором, а я — единственным референтом. Каждую неделю, по четвергам, я прочитывал все ведущие журналы на английском языке по теме (на других языках ничего особенного не было) и за ночь писал все тексты. Это был, конечно, не перевод, а пересказ и анализ. Но в течение месяца каждая мало-мальски интересная статья приходила к подписчику за минимальную плату в любую точку Советского Союза. Есть ли такая услуга сегодня при всём развитии Интернета? Вместе с лекциями и стипендией денег на семью хватало, через год я даже купил горбатый «Запорожец».
Жизнь в Москве, несмотря на помощь Марии Никитичны, бабушки Наташи, у нас не складывалась, и через год, когда Наталья перестала кормить Васю, мы переехали к другой её бабушке — Варваре Васильевне, в её собственный дом в Пушкино. Там отремонтировали терраску и зажили вахтенным методом: неделю я, неделю Наталья, одновременно взяв очередную няню (няни, к слову сказать, были одна хуже другой).
У Варвары Васильевны я начал бывать с самого начала ухаживания за Натальей и проникся к ней большим уважением. Когда у неё появлялись гости, она немедленно подыскивала им подходящее занятие — просто не могла видеть кого-то, болтающегося без дела. Наташин дед, Александр Николаевич Арсеньев, закончил естественный и медицинский факультеты, затем учился в Берлине и у С. П. Боткина. После этого уехал в деревню и всю жизнь проработал сельским врачом. Ему много раз предлагали привлекательную карьеру, но он был твёрд. Его жена, Варвара Васильевна Бибикова, прошла с мужем весь путь, став деревенской школьной учительницей. Дед знал три поколения своих пациентов, вставал посреди ночи во вьюгу или дождь, запрягал лошадь и ехал принимать роды, оперировать аппендикс или зашивать очередную резаную рану. Это были коренные русские люди с великолепным европейским образованием, ставшие источниками культуры, морали, доброты. Было ли что-то похожее в других странах, не знаю. Будет ли ещё когда-нибудь у нас? Александр Николаевич прекрасно знал и любил природу и передал эту любовь Наталье. Прадед её тоже выбрал карьеру врача и погиб в войну за освобождение Болгарии под Пловдивом. Его имя запечатлено на «докторском памятнике» в Софии — за каждого живого болгарина погиб тогда один русский солдат. Ещё один Арсеньев в ту войну погиб под Шипкой. А вообще-то в истории бесконечных войн есть ещё хотя бы одна столь справедливая и благородная война?
В семье Натальи родословная не обсуждалась. Советская власть выбила из дворянства интерес к своему происхождению, и это стало даже чем-то не очень приличным. Род Арсеньевых — древний дворянский род. Документально он начинается с Аслана-мурзы Челебея, который в 1389 году перешёл на службу к Дмитрию Донскому из Золотой Орды, принял православную веру и имя Прокопий. Сын его Арсений Прокофьевич получил прозвище Исуп (Юсуп). От него пошли Арсеньевы и Юсуповы. В те времена русское дворянство впитывало и переваривало ордынскую аристократию, особенно после принятия Ордой Ислама как государственной религии.
Род прописан в списках тульского дворянства. Дарья Арсеньева была женой светлейшего князя Меншикова, а её горбатая сестра Варвара — ближайшим советником Петра I по иностранным делам. Арсеньевой была и бабушка М. Ю. Лермонтова, и многие другие исторические
А. С. Пушкин особо отмечает генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова среди ведущих деятелей Екатерины. Он отличился в семилетней войне, подавлении польского восстания и Пугачёвского бунта. Под его началом начинал свою карьеру А. В. Суворов. Екатерина поручила А. И. Бибикову председательствовать в комиссии по составлению Уложения 1767 года, так что он был как бы секретарём Екатерининского аналога Общественной палаты.
В Отечественной войне 1812 года на Бородинском поле отличился Дмитрий Гаврилович Бибиков: ядро оторвало ему правую руку, но он не покинул поля боя. Это принесло ему особое уважение современников и Императора. После войны он — вице-губернатор во Владимире, Саратове, Москве; в 1837 году — Киевский военный губернатор; с 1848 года — член Государственного Совета, а с 1852 года — Министр внутренних дел. Бибиковы состояли в родстве с Голенищевыми-Кутузовыми. Многие из них были гласными Московской думы и занимали посты в московской администрации. Им, в частности, по закону принадлежит Бибиковский дом на Пречистинке, в котором жил и Денис Давыдов.
Обо всём этом я узнал уже позже. Старые документы в доме не хранились, я нашёл только довоенный журнал с хвалебной одой великого акына Джамбула в адрес железного сталинского наркома Н. И. Ежова.
В Пушкине прожили почти год. В связи с моим переходом на работу в Красную Пахру в конце 1961 года мы получили двухкомнатную хрущёвскую квартиру («хрущёбу») во вновь построенном в посёлке доме. Это была наша первая собственная квартира. В ванной, совмещённой с туалетом, дровяная колонка, а на кухне — дровяная печка; через щели в полу крыса воровала Васины игрушки. Но всё равно мы были в восторге и отпраздновали новоселье вместе со всем теоротделом, включая Михаила Александровича Леонтовича. Рядом с домом был дровяной сарай, а около него росли белые грибы-боровики. Начался наш Пахринский период.
Конец 50-х и начало 60-х было временем беспредельного романтизма в ядерной и ракетной технике. Что только не изобреталось и немедленно превращалось в проект, прототип, демо! В основном это происходило в СССР и США, кое-что и в Европе. Той бюрократии, которая сейчас останавливает любое движение живой мысли, и в помине не было. Неформальная сеть учёных, конструкторов, инженеров, заводских мастеров и политических руководителей от Политбюро работала на доверии практически без трения. В результате в кратчайшие сроки были созданы образцы техники, которые определили весь облик конца XX и начала XXI веков: Т-34, ВВЭР-400, АПЛ, ТУ-104, РД-ЗМ, Королёвская семерка, М-20, спутник и токамак. Это была эпоха романтизма. Но романтизм нёс в себе вирусы упадка. К тому же началась «холодная война». Поскольку она была холодная, реальной проверки боем техника не проходила, и мир постепенно забрался в виртуальный мир ядерной зимы и звёздных войн.
В конце 50-х разрабатывались и испытывались ядерные ракеты, самолёты и много всего другого. В скором времени к ним добавились космическое пучковое и лазерное оружие. Американский милитаризм нашёл себе прекрасного союзника в лице советской сверхсекретности. В этой обстановке я приехал в Магнитную лабораторию. Её передали в Средмаш как подразделение Курчатовского института. Директором был очень милый капитан первого ранга Виктор Дмитриевич Панченко, а я оказался в полуформальной роли «серого кардинала». В дальнейшем к этой роли я хорошо приспособился. Задача заключалась в разработке магнитогидродинамических преобразователей тепловой энергии для атомных электростанций любого вида. Однако с самого начала была ясна принципиальная проблема. Рабочее тело в МГД-генераторе должно проводить ток, рабочее же тело ядерного реактора — это жидкость или газ (пар). Жидкость проводит ток, если это жидкий металл, но он несжимаем. Это как раз та проблема, над которой я работал со Стечкиным и Альперовичем. Газ может проводить ток, если он нагрет до очень высоких температур, но высокие температуры категорически противопоказаны атомному реактору, так как в его топливных элементах в результате цепной реакции накапливаются высокоактивные продукты деления, там они и должны храниться всю кампанию до перегрузки топлива. При высоких температурах подходящих непроницаемых стенок не существует. Выход из положения есть: в люминесцентной лампе стенки холодные, а ток течёт. Это происходит потому, что электроны разогреваются в лампе самим током и имеют значительно более высокую температуру, чем сам газ. Можно сделать то же самое в канале МГД-генератора? Крупнейшие специалисты, всю жизнь занимавшиеся газовым разрядом, категорически ответили: «Нет!» По Платонову я воспринял это, как «глухое невежество профессоров», благо сам в это время не был ни кандидатом наук, ни профессором.