Я – начальник, ты – дурак (сборник)
Шрифт:
В обеденный перерыв Борис спустился в буфет. Есть особо не хотелось, но вид одинокого кексика, сиротливо лежащего на подносе, пробудил в Борисе отеческие чувства. Он вспомнил о десятках и сотнях иных кексиков, уже соединившихся где-то далеко-далеко со своим Верховным Воплощением, и решил незамедлительно присоединить бедолагу к небесному братству. Кексик благодарно запищал на зубах.
«Мы — рабы вещей, — уныло подумал Борис вечером, омываемый потоками воды, — даже под душ я становлюсь только потому, что тёплая вода хочет остыть на мне, а холодная — согреться…»
Ущелье
Свет
Монт шёл на восток. По ровной дороге можно двигаться и в полумраке, зато когда он начнёт карабкаться по склону, свет станет ко времени и к месту.
Монт надеялся, что к моменту перехода солнца на восточную сторону Долины он сумеет подняться достаточно высоко, чтобы увидеть прямые лучи. Но для этого надо успеть забраться выше облаков.
«Не ослепну ли?» — мелькнула в голове мысль, но Монт отогнал её: рассказами о слепоте пугали малышей, чтобы отвадить чрезмерно отважных ребятишек от раннего скалолазания, да жрецы порой вспоминали о том же, предостерегая особо безрассудных смельчаков, не желающих примириться с вечным пребыванием на дне Долины.
Хуже слепоты были сами скальные кручи, двумя вертикальными стенами уходящие вверх, на Бог весть какую высоту. Они ограничивали жизненное пространство, стискивали души живущих в Долине, а узкие трещины и острые каменные клыки так и норовили впиться в незащищённые тела рискнувших бросить вызов скалам. И часто впивались: немало упрямцев нашло на острых камнях свою смерть.
Монт надеялся на удачу, на собственный скалолазный опыт, на рассказы других, да на слова отца, всё-таки решившего передать сыну свой участок. Но больше на удачу.
Миновав зеленеющие поля и луга равнины, всхолмленные пастбища, Монт попетлял между отдельных огромных валунов и подошёл к скоплению разноразмерных каменных обломков, за которыми начиналась Стена.
Но до неё ещё предстояло добраться, и путь намечался непростой: громадные глыбы-осколки и набившаяся между ними острая щебнистая осыпь преграждали дорогу.
Монт миновал две узкие расщелины, ведшие наискосок вверх, но заканчивающиеся в нескольких десятках метров от входа. В одной из них жили ядовитые пауки, в другой произрастал несъедобный мох.
Дорога была известна и привычна. Несколько лет Монт топтал её, когда каждый лень, а когда и реже — если оставался на Стене.
«Главное — добраться до Стены, — подумал Монт. — Сегодня заночую на ней».
Нечего было и думать подняться на Стену за один день. Её верх постоянно скрывался в облаках, и сколько придётся карабкаться в облачном слое и за ним, не знал никто: туда пока никто и никогда не забирался.
Монт двинулся вдоль каменной гряды. Он не хотел сломя голову лезть через первый попавшийся валун,
Валуны были испещрены надписями. Обычно стояла дата и имя. В основном писали те, кто шёл наверх впервые, желая застолбить участок, и лишь изредка повторные пометки делали возвращающиеся: «Поднялся на 500 метров», «Дошёл до высоты 900», «Смог до 1100».
Это были самые старые записи, ещё со старинной орфографией. Позже появились новые, и цифры в них были не в пример больше. Кое-кто — кто поднимался на участках дедов и прадедов, случалось, просто приписывал ноль, как на этой, последней, где конечный кружок был выведен красным, а не жёлтым, и смотрелся более солидно: «11000». Но и он не достиг верха Стены.
Особо осторожничающие ничего не писали, идя на Стену. Чудаки: от количества непрошедших, и от короткого слова «погиб», выведенного чужим почерком под именем и датой, число желающих померяться со Стеной силами не уменьшалось.
У восточной Стены надписей было меньше. Не каждый согласится ждать половину дня, чтобы начать восхождение и практически сразу его закончить: солнце начинало освещать восточную половину Долины после полудня, а на саму Стену свет падал всего на несколько минут перед заходом Солнца. И почти сразу наступала темнота, и приходилось вновь ждать долгую ночь, потому что двигаться на ощупь было очень трудно. Фосфоресцирование скал помогало слабо, по той же причине: слишком коротка была засветка солнцем, горные породы не успевали вобрать достаточно энергии, чтобы долго отдавать её обратно.
Нет, и с утра здесь удавалось различать в полумраке предстоящий путь, потому-то и встречались надписи у восточной Стены, но здешние маршруты считались более трудными и опасными. Да и холоднее было в этих местах: камни не успевали прогреться.
В общем, подниматься по восточной Стене решались исключительно из-за легенд. А сами легенды возникли из ореола загадочности, окутывающего восточную Стену наподобие вечного полусумрака. Многим казалось, что темнота скрывает неведомые трещины и расселины, по которым кто-то когда-то будто бы добрался до самого верха…
Но что происходит наверху, никто не знал. Нет, были легенды и об этом: о прекрасной стране, расстилающейся наверху, о реках, текущих молоком и мёдом, о красивых людях… Жрецы рассказывали, что попасть наверх можно только после смерти, но некоторые им не верили: вот же они, Стены! Поднимись по ним — и ты окажешься в раю. Были и такие легенды. А один сумасшедший старик утверждал, что ему удалось побывать там и вернуться. Но ему, разумеется, никто не верил: разве из рая возвращаются?
Монт слушал старика, раскрыв рот. Монт и Дилич. Но Дилич не собиралась подниматься на Стену. Она и Монта не хотела отпускать, но Монт не мог оставаться в Долине и заниматься выращиванием питательных растений и разведением животных, как многие. Его тянуло вверх.