Я нашел смысл жизни: Автореферат мировоззрения с эпизодами автобиографии

Цай Владимир Александрович

Пессимизм неизбежного конца всего, что только может существовать, компенсируется оптимизмом неопределенности даты этого конца. Последнее, за что человек цепляется в этой жизни, это то, что все предопределено, но ничего нельзя предсказать

заранее.

Неосознанные картинки детства

В моей памяти сохранились картинки детства, в котором я себя еще, видимо, не осознавал. Картинка остается на всю жизнь, но интерпретация приходит много позже и постепенно. Невозможно определить, действительно ли это картинка из того прошлого, или картинка из сна в том далеком прошлом.

Известно, что мы в то время жили на станции Чиили Кзыл-Ординской области. Мне не было трех лет. Думаю, что мы – это дед, бабка и я, потому что никого другого в этих картинках нет.

Единственное воспоминание о бабке: я спал с ней на печке. Почему-то просил у нее грудь (мама говорит, что кормила меня только грудью и сравнительно долго, может быть отсюда мое здоровье, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить), а она, ссылаясь на маму, говорила, что нельзя. Кстати, есть еще одна картинка: я прошу грудь у какой-то девушки, а она говорит, что у нее нет грудей, потому что ее отец отрубил их, и меня долго мучил кошмар, когда я представлял эти отрубленные груди.

Дед присутствует в двух картинках. Первая: мы с ним сидим, притаившись,

за плетнем, и наблюдаем за лошадью, которая пасется на лугу. Дед должен вернуть веревку, которой лошадь привязана и которую у него сперли цыгане. И всё, я даже не знаю, чем дело кончилось. Вторая: ясный день, двор, посередине пень. Дед кладет на него петуха и рубит ему голову. Петух, уже без головы, вырывается у него из рук, взлетает и садится (или падает) на крышу сарая. Не знаю, возможно ли такое.

Последняя картинка. Лето. Двор дома в Алма-Ате, в котором мы прожили все мое счастливое детство (детство должно быть счастливым по определению), несмотря на полное отсутствие каких-либо удобств – в нем не было ни воды, ни туалета, ни отопления. Раннее утро, еще прохладно. Я в одних трусах и босиком, едва проснувшись, поеживаясь, выхожу (выползаю) во двор и устраиваюсь возле угольного ларя (в этот ларь к зиме засыпают уголь, которым зимой топят печки в нашем доме). Спиной я прислоняюсь к теплым доскам ларя, закрываю глаза и подставляю лицо и всего себя солнышку, которое начинает потихоньку греть. Сегодня я первый. Сейчас выползут Валерка, Женька и остальные. Надо решить, во что мы будем играть – в войну, городки, футбол, а может, просто лазить по деревьям. Не хочется ничего делать в такую рань, но надо. Почему-то мы всегда должны что-нибудь делать.