Я – Настя!
Шрифт:
На этот раз что-то мне подсказало, что мне надо забрать детей – они были просто счастливы уехать из Анапы. И вот, мы собрались и всем нашим дружным табором – мама, няня, дети и я – отправились обратно в Москву. Сели в самолет и полные надежд полетели прочь от гниющей ламинарии. Все, конечно, волнуются, но мы в семье не говорим об этом много – не обсуждаем животрепещущих вопросов моей карьеры каждую минуту. Но все равно – все в напряжении, все ждут.
И вот, на второй кастинг я пришла уже совсем с другим настроем. Ангел Катя встретила меня словами:
– Настя, мне так хочется, чтобы взяли вас! Я буду за вас кулаки держать.
– А кто еще? – спросила я. – Вы говорили, что много соперниц?
Оказалось,
Может, конечно, у них и возникало ощущение что все-все-все. Правда, я понимала их опаску – поскольку это ситком (реприза-смех за кадром), то манера игры в таком сериале – ну, явно не высокий стиль. Есть опера, а есть попса. Но меня «низкий» жанр нисколько не смущал.
Когда я приехала на студию «Амедиа» во второй раз, твердо сказав себе: «Хочу чтобы меня взяли! Давай, Настя, ты сможешь!». Я понимала, что это один случай на многие тысячи. И возраст, и отчаяние, и такая конкуренция. Но я Овен и чувствую в себе эту силу, энергетику. Овны спокойные люди, но очень упертые и упорные. Терпеливые. Я очень терпеливая. Но если я принимаю решение, уже ничего не в состоянии меня сдвинуть. И в тот день я приняла решение получить роль Вики Прудковской.
Я играла ту же сцену, но уже был грим, уже была попытка какого-то начеса, боевой раскрас в общем, и так далее… И вот эта вот помада – любимый цвет третьей жены моего дедушки – такой цикламен, ну просто вырвиглаз… И в этом во всем, отчаянно виляя всеми частями тела, которыми только можно было повилять, я вышла из гримерки. А американцы кричали «More! More and more!». Им было мало.
Случилось чудо – меня увидели! Пробежала какая-то искра, какой-то положительный заряд, электричество. Тогда я еще не понимала, что победа на пробах – это перемена всей моей жизни: новые чувства. Новые фильмы, телевидение, шоу, любовь. Я просто очень хотела работать.
Позже, когда меня спрашивали: «А многое ли изменилось в вашей жизни?», я отвечала: «Ничего не изменилось». Потому что у меня очень долго не было времени, чтобы осознать эти перемены. Я как открыла дверь на студию – и все. С этого момента прошлое осталось позади, а здесь началась совершенно другая жизнь. И точно так же как маленький ребенок не осознает, что он родился, так и я – я еще в процессе нахожусь. Это очень похоже на второе рождение.
Итак, меня увидели – отлично! Контракт еще не подписан, но есть надежда, а это уже многое. Я начала знакомится с Викой Прудковской. И вот тут в ее реплике увидела слово «шо». Написано не «что», а «шо». Думаю: «Шо тут не так?», надо бы уточнить. Спрашиваю:
– Послушайте, а здесь должен быть какой-то акцент?
И только тогда мне раскрыли величайшую тайну культового ситкома «The Nanny». Актриса Фрэн Дрешер играла няню по имени Фрэн Файн. Одна еврейка из Бронкса играла другую еврейку из Бронкса. Актриса вкладывала в свою роль весь опыт своей культурной среды. У Фрэн-няни (не у актрисы, конечно) был еврейский акцент, она говорила с прононсом. Когда Дрешер придумала этот ход, вся съемочная группа возмущалась: «Что она делает? Зачем гнусавит? Это ужасно!», но сериал пошел, в няню с ее прононсом влюбилась вся Америка. И возмущение коллег мгновенно улетучилось.
Я, естественно, предложила:
– А давайте, я тоже буду говорить с акцентом!
Американцы из Sony Pictures пожали плечами:
– Настя, вы должны понять, мы же не слышим ваших акцентов.
Но я стала им объяснять:
– Понимаете, украинский акцент – он очень яркий, звучный, и собственно говоря, он уже и есть характер.
– Ну, хорошо, попробуйте, мы послушаем.
Я какую-то обычную фразу сказала –
Новорожденная Вика страшно понравилась американцам, понравилась Александру Завьяловичу Акопову – он президент компании Амедиа, все-таки американцы-американцами, а его мнение очень многое значило. Затем, пришел Александр Ефимович Роднянский, руководитель телеканала СТС, и тоже одобрил мою кандидатуру. Именно он ставит фильмы в эфир, поэтому без его согласия было не обойтись.
Но здесь начались проблемы: история с «Няней», которая произошла в Sony Pictures, повторилась и в Москве с удивительной точностью. Моя Вика стала вызывать раздражение команды. Почти все актеры были утверждены на роли много месяцев назад. Смолкин, Жигунов. Дети – Ирочка, Катя и Павлик. Олю Прокофьеву утверждали, но она должна была играть в проекте абсолютно иначе: ее персонаж первоначально ближе к американскому аналогу – совсем закрытая женщина. Но Оля сделала эту роль гораздо интереснее.
У нас, видимо, так принято: когда приходит новый человек, новая актриса, она должна быть скромной. Тихо начинать, аккуратненько. Но поскольку уже сама роль была боевой и яркой, она в принципе не могла предполагать спокойной игры и какого-то постепенного внедрения. Из-за этого на репетициях я казалась коллегам очень неудобной партнершей. «Что это ты так резко, шумно?! Потише давай!». Недовольство масс сразу же отметили американцы. Меня поразила их реакция. Они попросили всех выйти и провели со мной беседу:
– Ты не в коем случае не должна никого слушать! Ни в коем случае не должна быть тише! Играй на полную катушку, в полную силу, громче, сильнее, ярче! Мы это будем только приветствовать.
И они просто стали стеной вокруг меня, не позволяя никому делать замечания по рисунку роли. Но неприятная ситуация на этом не исчерпала себя: конфликт развивался, многие были возмущены моей игрой, а Жигунов сказал:
– Мы потеряем сериал из-за Заворотнюк.
Короче, «Вы мне поначалу ужасно не понравились!», как в «Иронии судьбы».
Как только начались съемки, коллеги ходили и просили, чтобы меня сняли с роли. «Вы ошиблись, взяли совершенно не ту актрису, она все погубит, она кричит, она разговаривает как Горбачев!». А американцы отшучивались: «Сергею, наверное, обидно, что сериал не называется «Мой прекрасный папа», но тут ничего не поделаешь, главной должна стать героиня, а не герой».
И вот, насколько Вику Прудковскую сразу принял Максим Шаталин, настолько исполнительницу роли сразу не принял Жигунов. Против Заворотнюк образовалась целая коалиция противников с ним во главе. Он умудрился подбить даже драматургов, которые переделывали американский текст. И был еще один драматург – Щедринский. Он настолько невзлюбил меня, что даже не здоровался. Во время съемок пилотной серии, он стоял рядом с режиссером, буквально в метре от меня, и когда я произносила свой монолог довольно громко ругался: «Нет, ну это полное г..! Кошмар! Бездарность!». Конечно, он говорил это режиссеру, но он прекрасно знал, что я все слышу. А у меня огромный монолог, реактивная скорость произношения, я и без реплик Щедринского предельно наэлектризована. И меня уже трясет, причем до такой степени, что я уже ни играть, ни даже разговаривать не могу.