Я не Байрон
Шрифт:
– Не все побегут, а только:
– Избранные.
Избранный - это тот, кто хочет понять Теорию Относительности, едва услышал о ней пару слов, еще не зная содержания. А если задавать вопрос:
– Вот вы и объясните нам!
– Сколько ни пытайся - ничего не выйдет.
– ------------------
Радио Свобода - Лицом к Событию - Елена Рыковцева - Малиновый Пеликан - новый роман Владимира Войновича
Андрей Архангельский говорит, что Чернов - из
– Никто уже не понимает двойного дна.
– Но!
Но это значит, что вообще ничего не понимают, потому что внешние события - это не сами события, а только рассказ о событиях.
Без двойного дна - это все равно что Илиада и Одиссея без участия богов: ничего не будет понятно.
Как будут непонятны поступки Иисуса Христа, Его неожиданное появление в доме без окон и дверей, если не иметь, не подразумевать этого 2-го Дна, что в Его роли Отец - Бог.
Архангельский говорит, что равняется при анализе Малинового Пеликана на классический роман, что первая часть роман отличается от дальнейших двух третей.
– Но!
– Но никакого Классического Романа никогда не существовало, кроме как в головах школьных учителей, для которых для самих придумали эту схему:
– Динамичного развития живых образов и искрометного юмора, - в РОНО.
И придумали не просто для простоты и понятности литературы после урока физкультуры, а только и единственно для:
– Дэзы - информации.
– О мире нашем грешном.
И точно также делаются переводы Шекспира:
– Имея Двойное Дно в виде школьного сочинения на тему:
– Как хорошо было учиться, учиться и учиться в школе.
Ровняться надо на Илиаду и Одиссею.
Войнович говорит, что несколько раз возвращался в уже написанный ранее текст.
Зря, лучше возвращаться, как в Библии:
– По ходу романа, - это будет соответствовать реальности.
Вот сейчас еще раз включил, и Войнович отвечает, он:
– Не переключился на новую идею, а развивал начальную.
Это очень важно, так предполагается, что роман не отстранен от автора и читателя, а они вместе с ним.
Как и говорит сейчас Войнович:
– Я писал, а события параллельно развивались.
– После 150-200 страниц роман почему-то - и у всех писателей - становится другим.
– Фантастика! В том смысле, что по Архангельскому - роман это школьное сочинение на тему, как я провел лето. Лето уже кончилось, и поэтому должно хватить дыхания на описание ушедшего лета полностью, именно потому, что настоящее, к этому прошлому лету:
– Не имеет никакого отношения.
– Постулат Архангельского:
– Настоящее и Прошлое - не связаны.
– Тогда вся загадка, равносильная
– В связи времен.
Вот это именно классическая идеология Семнадцатого Года:
– До сего времени ничего и не было, однако.
А на самом деле по барабану, что первая часть не связана со вторыми двумя частями, и знаете почему? Потому что они связаны:
– По определению, - вот оно было так и всё. Так сказать:
– Вот вам Илиада, а вот извините никак не связанная с ней Одиссея.
Так же как не связаны с логикой поступки героев:
– Приам затаскивает Коня в город, тогда как все ему горят:
– Зачем он нам, давай его сожжем.
Или, по крайней мере, можно бы сломать часть коня и проверить:
– Эй вы, там наверху, спускайтесь!
– Нет, никаких связанных с элементарной логикой школьного сочинения проверок:
– Я так хочу.
И все погибли. Ибо:
– Не все во власти Школьного Сочинения. Это сейчас. А раньше:
– Не всё во власти человека, ибо есть еще и:
– Боги-и!
Архангельский имеет в виду, что Их давно, после 17-го года отменили вместе с князьями и графами, а Войнович считает:
– Есть, есть еще Некоторые, остались, и никак не могут отличить реальность от фантасмагории.
А критики думают, что автор просто забыл, о чем он начал писать роман, и продолжил совсем о другом.
Ошибка Архангельского в том, что он никогда не изучает Теорию Относительности, означающую, что наблюдатель периодически включается в систему наблюдения, а данном случае в:
– Роман.
Следовательно, роман он не видит уже со стороны, и не может сказать точно, что:
– Роман развалился, как Титаник на две неравные части.
– Ибо:
– Сам-то он, где был в это время?
На какой из этих частей? Так сказать:
– Василий Иванович, ты за белых, али за красных?
– Так, а кто из них за Третий Интернационал?
Неизвестно. Ибо, как и сказано:
– Белые придут - грабят, красные идут:
– Тоже, скорее всего, будут грабить, так как:
– Что ишшо им делать-то, неприкаянным?
– Тем более, среди красных сколько, спрашивается, белых офицеров?
И оказалось:
– Оди-на-ко-во-о!
Поэтому белые воюют, а мы, как и раньше было:
– Только отдуваемся.
Ш-вы, Н-ны - всё наши бывшие законодатели.
Парижских мод.
Архангельский говорит, что тетя Зина уже не ужаснется. Так как не узнает себя в мартышке Крылова, как дополнил Войнович про эту Зинулю.
Вот это УЖЕ Архангельского явная ошибка, ибо: