Я не брошу тебя
Шрифт:
Скалы отгородили небо бесконечной глухой стеной. Она была очень крутой, почти отвесной; отполированная ветром и временем, плавно стекала в подножье, образуя вдоль основания округлые выступы. Отсюда уже различались группы каких-то кустистых растений — в карманах-углублениях по подошве. Отдельные гроздья поднимались вверх, на немалую высоту, образуя на матовом фоне стены вертикальные линии; этот узор начинался напротив и испещрял всю северо-западную половину, сливаясь на расстоянии с пасмурным полумраком.
— Не парься, — хихикнул
— Хайде, вперед? — обернулся Гуммо. — Он далеко. Мы высоко. Еще часа полтора — и мы на месте, — он поднял ствол на скалы, которые угрюмо высились на фоне желтоватого неба.
— Мне это не нравится, — Хайдег втянул носом воздух.
— Что?
— Ты не чувствуешь, Кам?
— Зачем ему чувствовать, когда у него такой хрен?
— Молчать, — Хайдег еще раз вдохнул. — Видишь, какого цвета здесь тучи?
— И воняет? И дышать, кстати, уже...
— И воняет, Кам, и дышать. Надо рвать. В этом году кислота будет раньше. Это бывает, вы просто не знаете.
— А он? — Гуммо обернулся влево, где за лесом расстилалась равнина.
— Он тоже посмотрит и тоже понюхает.
— Вперед?
— Гуммо, стоять.
Хайдег вышел из леса, огляделся. Было тихо; только шелестел ветер и из леса за спиной иногда доносился треск. Хайдег обернулся.
— Гуммо, не прозевай антураж. Здесь фауна слабая, но взамен бывают такие твари... Которые тебе даже не снились. Кам, идешь сзади и не гремишь огромными яйцами. Повторяю, здесь может быть опаснее, чем в лесу. Вперед.
Перебегая между рощицами, они двигались по саванне. Скоро группы деревьев рассыпались в одинокие скрюченные деревца, равномерной сеткой покрывшие равнину до самой подошвы скал. Эпифиты исчезли; трава стала короче, толще и жестче; возникли темно-серые валуны высотой в человеческий рост; камни потрескались, обкололись, скрошились в чернеющий гравий, заполнивший коридоры между стенками валунов. Ветер усилился, загудел между камнями; скорченные черные ветки вздрагивали; трава шелестела словно со скрипом.
— Хайде, передохнем... — Гуммо остановился, перевел дух, оперся на ствол. — Где аптечка... Рожа горит...
Хайдег осторожно вдохнул едкий ветер, посмотрел в тучи.
— Первый дождь будет дней через пять. Может быть, раньше. Надо успеть дойти до тех скал у реки. Мы хорошо помним схему? Гуммо, выведи, посмотри — если, конечно, сумеешь... Там есть пещеры. Иначе лучше остаться здесь и ждать, пока он нас не прикончит. Меньше мучений.
Камбетэ вдохнул, закашлялся.
— Осторожней, идиот, — отозвался Гуммо. — Не дыши глубоко.
— У нас там такого не было, — Камбетэ покачал головой.
— Мы сейчас на километр выше, придурок, — Гуммо указал на тучи. — Если Хайде не гонит, то лучше правда ложиться и помирать.
— Мажешь рожу и двигаем дальше, — хмыкнул Хайдег. — Резко и глубоко не дышать.
— А если бежать?
— От кого, Кам?
— Ну...
— Паника, — гоготнул Гуммо, намазывая лицо гелем.
— Помолчи, урод, — Камбетэ ткнул Гуммо разрядником. — Скажи спасибо — жив остался, рожу намазывает.
— Молчать, — Хайдег ткнул Камбетэ прикладом в спину. — Вперед, и глазеть в оба.
Тучи сгущались. Ветер нес тяжелые клубья, которые, казалось, тяжелели с каждой минутой, стелились все ниже, давили, душили, отбирали последний воздух. Надвинулся полумрак, как будто наступали сумерки. Расстояния искажались; скала впереди растворялась в свинцово-фиолетовой мгле и казалось то далекой, у самого горизонта, то близкой, в пяти минутах ходьбы.
Саванна поднималась все выше, дышать становилось все тяжелее, идти все труднее — осколки валунов под ногами рассыпались в труху, крошащийся гравий сбивал шаг. Чахлые скорченные деревца кончились, трава также сходила на нет. Буроватая почва, теряя растительность, голой отлогой плоскостью стремилась вперед; впереди мрачной стеной вырастал бастион серо-фиолетовых скал — теперь было ясно, что он уже близко, что скоро он преградит дорогу, что пора, наконец, поворачивать и идти вдоль основания на восток.
Было тихо и цепеняще спокойно. Ветер мягко скользил по крошеву камня. Нигде не было видно никакого движения. Наверху под толщей привычно желтых, сиреневатых туч застыли черные точки.
— Стоять! — вдруг приказал Хайдег и замер.
Гуммо и Хайдег остановились и обернулись.
— Что?
— Гуммо, не видишь? — Хайдег уставил на Гуммо панель стереомата. — Не видишь, что ли? Ослеп?
Гуммо нерешительно огляделся.
— Да вижу, заткнись! Желтое, сука, и рядом совсем, сто одиннадцать метров! Как это так?!
— А что должно быть? — растерялся Камбетэ, озираясь почти в панике. — Где?
— Красное, сука! — заорал Гуммо и закашлялся. — Но где оно, сука?! И что?! Просто кружок!
— Не стрелять! — крикнул Хайдег. — Не стрелять!
— Да что за...
Гуммо не договорил. Над ним возникла черная тень. Камбетэ задрал голову и остолбенел. Гуммо завертел головой, выронил карабин и стал подниматься в воздух. Камбетэ закричал, закашлялся, вскинул разрядник.
— Не стрелять! — заорал Хайдег, бросаясь на землю, в каменную труху.
Раздался глухой хлопок. Волна белесо-желтого пламени пронеслась по камням. Ветер снес горячую вонь; снова стало прохладно; вернулась обычная тишина.
— Я же сказал — не стрелять!
Хайдег поднялся. Камбетэ и Гуммо лежали ничком в центре черного круга. Хайдег подошел к Гуммо, ткнул в бок ботинком. Гуммо застонал и зашевелился. Хайдег ткнул Камбетэ; тот также застонал и зашевелился, поднялся на четвереньки, задрал изгаженное черно-серым лицо.
— Глаза целы?
— Да-а-а... Что это было?.. Хайде...