Я не хотела убивать

Седов Б. К.

Прошло несколько месяцев. Самошин, перенеся не одну сложнейшую операцию, уже мог вставать. Владимир еще с огромным трудом передвигал ноги, но доктор сказал, что в недалеком будущем он сможет ходить. Надежда со временем вернуться к нормальной жизни делала чудеса.

Полина вошла в палату с букетом простых полевых цветов. Доктор Гаштейн, аккуратно поддерживая пациента под локоть, помог ему дойти до новенькой инвалидной коляски, которую еще с утра вкатила в двери палаты медсестра. Получив возможность передвигаться по больнице, Самошин радовался

как ребенок. Покинув ненавистную кровать, прикованным к которой он провел не один месяц, Самошин впервые смог выглянуть в окно. За прозрачным стеклом был целый мир, которого он чуть было не лишился.

ЭПИЛОГ

ПРОЩАЙ, УБИТАЯ РОССИЯ - СТРАНА ВОРОВ И ИХ РАБОВ

Уже два месяца я прожила под новым именем Каролины Ангеловой. Теперь у меня были иссиня-черные, вьющиеся мелким бесом волосы. Ездила я на шикарном жемчужном кабриолете фирмы «Лексус», купленном мной с тех денег, что мне заплатил Стилет. Часть гонорара я потратила на приобретение недвижимости в доме на углу Петровской набережной и Каменноостровского проспекта с видом на Петропавловскую крепость. «Подумать только», - удивлялась я сама себе, - «у меня теперь собственная отдельная квартира, да еще в таком месте».

Я ловила себя на мысли, что стала жесткой. Нет, вовсе не грубой и хамоватой, а именно жесткой. Я научилась ни о чем не жалеть, относиться ко всему как к данности, тщательно скрывать свои эмоции. И такой меня сделали не зона, не то, что случилось со мной до нее, не мои выполненные на оценку «отлично» заказы.

Переломным моментом в изменении моей жизни явилось принятое тогда, в Сочи, решение выстрелить в Самошина. Именно этот выстрел стал определяющим в необратимом процессе изменения всей моей сущности.

Меня перестали мучить кошмары. Я больше не думала о том, как мне свести счеты с жизнью. А ведь когда-то хотела. Я перестала строить какие бы то ни было иллюзии относительно своего будущего. Я просто жила, жила сегодняшним днем, понимая, что ничего хорошего от жизни мне ждать не приходится. Любовь, семья, интересная и достойная работа, - всего этого мне никогда не будет дано. Но я жила, и меня вполне устраивало такое положение вещей. «Жизнь как коробка шоколадных конфет», - вспоминала я фразу из фильма “Форест Гамп” с Томом Хэнксом в главной роли.
– «Никогда не знаешь, с какой начинкой тебе попадется».

Я прошла на кухню. Поставила чайник. Включила радио на магнитоле. Подошла к окну. Моему взору открылась прекрасная картина золотой петербургской осени. Уже вечерело, и Петропавловская крепость в лучах подсветки представлялась каким-то фантастическим кораблем, отражающимся в суровой невской воде.

«Добрый вечер, уважаемые радиослушатели. В эфире краткий выпуск новостей на радиостанции “Свободная Европа” из Германии», - услышала я из динамиков и подумала: - «Надо бы отстроить каналы, поймать что-нибудь русско-роковое, “Наше радио”, например, на FM-диапозоне».

Но не успела я сделать и двух шагов к «мыльнице», как услышала: «Сегодня находящемуся на

излечении в мюнхенской нейрохирургической клинике бывшему ректору Первого медицинского института Владимиру Самошину была сделана сложнейшая, пятая по счету, операция. Операция прошла успешно, и теперь, по мнению врачей, у пациента есть все шансы вернуться к нормальной жизни…»

В первое мгновение я не могла пошевелиться. Мне казалось, что я сплю. В моей голове просто не укладывалось ТАКОЕ. «Самошин жив. Самошин жив. Самошин жив», - слышалось мне из всех уголков кухни, словно кто-то невидимый, специально измываясь надо мной, вновь и вновь повторял эти два слова.

«Так, Лика, успокойся», - сказала я себе и, сделав радио громче, села слушать дальше, в надежде узнать еще что-нибудь.

За таким нелепым занятием я провела часов двенадцать. Но больше про Самошина так ничего и не сказали. «Может, мне все это показалось? Плод, так сказать, больного воображения?» - пыталась я отпихнуться от реальности, но убедить себя в том, что это была слуховая галлюцинация, не удавалось.

В полдень я позвонила Кувалде и попросила его свести меня с надежным человеком, который бы мог поехать в Германию с целью сбора информации. Кувалда, пообещав мне помочь в этом вопросе, перезвонил на мобильник уже через полчаса и сообщил, что у него есть такой человечек и зовут его Глебом.

Ближе к вечеру я вышла из дома и направилась к мусульманской мечети, условленное место встречи с Глебом.

Я специально оделась попроще и пошла пешком, благо мечеть была в двух шагах от дома.

Засмотревшись на восхитительные минареты и в который раз поймав себя на мысли, как гармонично вписывается это чуждое для Петербурга сооружение в архитектурный ансамбль города, я и не заметила, как со спины меня окликнул приветливый мужской голос:

–  Извините, вы, случайно, не Каролина Артемовна?

Я обернулась и увидела перед собой среднего роста мужчину в плаще цвета хаки и черном берете. На привычных уже мне бандитов он не был похож совершенно. Больше смахивал на какого-нибудь художника.

–  А если и так, то что?
– ответила я незнакомцу.

–  Очень приятно. Меня зовут Глеб. Я от Кувалды.

Я предложила Глебу немного пройтись, он согласился, и мы направились в сторону Артиллерийского музея.

–  Я все понял, Каролина Артемовна. Найти фотографии интересующего вас лица проблемы не составит. Остальное - дело техники. Я уже пятнадцать лет занимаюсь частным сыском и уверен, что смогу собрать для вас необходимую информацию, - сказал мне Глеб при прощании.

–  Когда вы готовы приступить к выполнению задания?
– жестко спросила я.

–  Хоть завтра. Правда, мне понадобятся…

–  Вот, возьмите.
– Я протянула ему плотный конверт.
– Здесь десять тысяч долларов. На оперативные расходы. Остальное - в зависимости от качества собранной вами информации.

–  Договорились, Каролина Артемовна.

Пожелав Глебу удачи, я отправилась обратно домой. После бессонной ночи, проведенной на кухне у радиоприемника, подобно Горбачеву в Форосе во время августовского путча, мне очень хотелось спать.