Я не искала любовь
Шрифт:
Избегаю сообщать ей, что для того, чтобы быть счастливым, я, конечно, не жду, пока распутаются таинственные узлы судьбы, придуманные её небылицами. Я уже счастлив, по-своему.
— Анна, у меня есть счастье, и оно значительно увеличится, как только вы уйдёте, — поспешно говорю я.
— Не уверена, — бормочет она. — Но я всё равно ухожу. Сначала, однако, я должна рассказать вам свой сон. Там были вы, адвокат, и вы падали с вершины маяка в Монтауке. Как часто бывает во сне, маяк был гораздо выше, чем в реальности, примерно такой же высоты, как гора Эверест. Пока вы падали и падали, вдалеке
— Я ничего не нахожу, — сухо отвечаю я. — Неужели вам нечем заняться в другом месте?
В ответ Анна расхохоталась и направилась прочь, напевая.
Я даже на миг не задумываюсь над её словами. Это просто пустая болтовня. Кроме того, я приехал сюда не для того, чтобы думать. Напротив, я могу с уверенностью сказать, что мои утомительные, но в то же время расслабляющие выходные, пока я шлифую корпус старого парусника и с терпением миниатюриста восстанавливаю его целые части, призваны избавить меня от любых мыслей.
Итак, я переодеваюсь и ныряю.
Океан вечно холодный и ветреный. Риск подхватить пневмонию велик, но мне нужен этот солёный холод. Вдалеке я замечаю серферов, гоняющих по волнам под защитой гидрокостюмов. То идёт дождь, то появляется солнце. Когда я выхожу из воды, я чувствую себя заново родившимся.
Я позволяю себе упасть на песок, пока солнце вторгается в пространство, прогоняя дождь. Солнце холодное и кусачее, но мне этого достаточно. Возможно, мне стоит жить здесь. Может быть, к чёрту Манхэттен, работу, пентхаус на Централ Парк Вест и Джейн.
Какое, бля, Джейн имеет к этому отношение? Почему в списке появилось её имя? Её дело точно не займёт у меня бесконечно много времени, и если когда-нибудь решусь послать всё подальше, я не буду считать это жертвой!
Я встаю и подхожу к месту, которое выделил под верфь. На высоких деревянных опорах корпус парусника парит, как библейский ковчег. Инстинктивно я вспоминаю Джейн и провокационные вопросы, которые она задавала своей матери в детстве и за которые получала наказание в виде ударов по рукам, запертых дверей, постных дней и молчания.
Пора бы мне перестать думать о ней. Я думал о ней по пути сюда, задаваясь вопросом, правильно ли я поступил, оставив её у Дит, в безопасности ли она, будет ли ей комфортно в галерее. Я также думал о ней, когда Анна Фергюсон рассказывала о голубях. И я думаю о ней сейчас.
Лучше посвятить себя работе и погрузить свой мозг в спячку.
Но видимо, мой мозг не заслуживает покоя. Потому что прямо сейчас, прямо здесь, голос прибивает меня к измерению, в котором я не хочу находиться.
Я слышу своё имя.
Затем оборачиваюсь.
— Я перелезла через забор на пляже, — говорит Лилиан, стоя в дверях. Затем она пристально смотрит на меня, оглядывая с головы до ног. — Арон, ты хорошо выглядишь. Ты в опасной форме.
—
Я знал, что у Андерсонов есть дом в округе, но в другом районе. К счастью, из-за наших разных социальных привычек я никогда с ними не встречался. Лилиан Пэрриш не из тех, кто приезжает в Хэмптон в ноябре, когда единственные живые существа вокруг — коренные жители маленьких деревень.
Но вот она здесь, в джинсах и пуловере, с распущенными светлыми волосами, в низких кожаных сапогах и розовой шали.
— Для меня, — заключает она, не отрывая взгляда от моего тела.
Я вхожу в дом, не приглашая её следовать за мной, и когда выхожу, на мне тоже джемпер и джинсы. Затем я возвращаюсь к своей яхте, но Лилиан не уходит.
— Не помню, чтобы приглашал тебя остаться, — говорю я, пока вожусь с какими-то инструментами.
— Я вынуждена нарушить правила, Арон, иначе твоя строгость помешает мне поговорить с тобой. Я давно знаю, что зимой ты приезжаешь сюда на выходные, но до сих пор мне не удавалось этим воспользоваться. Конечно, я не была уверена, что ты приедешь сегодня, но я попыталась. Думаю, ты заблокировал мой номер, потому что я пыталась дозвониться до тебя, но безуспешно.
Я сжимаю рукоятку ручной шлифовальной машины, а внутри меня бушует моя обычная ярость. Меня тошнит. Не могу смириться с тем, что Лилиан пришла сюда, делает всё, что хочет, что она решила бросить меня тогда, когда ей так захотелось, и решила вернуть меня обратно сейчас, когда ей приспичило. Я ненавижу её, хотел бы затрахать до слёз, и в то же время хочется приказать ей исчезнуть, больше не засорять моё пространство и не испытывать терпение.
— О чём ты хочешь поговорить со мной, Лилиан? — спрашиваю, не оборачиваясь. — Сделай это раз и навсегда и отвали.
Я слышу, как она приближается, но продолжаю игнорировать.
— Пожалуйста, Арон, посмотри на меня, я не могу говорить с твоей спиной, какой бы красивой она ни была, — просит она, теперь уже совсем близко. — Я… я просто хочу извиниться, — Смотрю на неё, словно хочу сжечь. — Ты пугаешь, когда так на меня смотришь. Если бы не знала, что ты самый добрый человек на свете, начала бы думать, не собираешься ли ты ударить меня этой штуковиной в руке.
— Лилиан, я был самым добрым человеком в мире. Ты устарела. Но я не буду бить тебя этой штукой. Это может сделать твой подонок шурин, а не я. Общение с человеческими отбросами немного сбивает тебя с толку.
В её взгляде появляется беспокойство, но не удивление, будто она не знает о проступках Джеймса.
— В каждой семье есть… свои проблемы, — очень дипломатично ограничивается она.
Я избегаю ярости, чтобы она не поняла, что собираюсь прижать к скамье подсудимых этот кусок дерьма как можно скорее или, как вариант, разобью ему лицо.
— Чего ты на самом деле хочешь, Лилиан? — я возвращаюсь к главному вопросу.
— Я сказала тебе. Хочу извиниться за то, как себя вела. Я сделала неправильный выбор. Я была глупа и наивна. Эмери никогда не был тем мужчиной, который мне нужен. Все эти годы… Я не была счастлива и всё время думала, что было бы, если бы…