Я не могу проиграть
Шрифт:
— Вовсе нет.
— Девчонки будут в розовых, голубых, ну белых в конце концов, а ты вырядишься в черное? Это так не празднично.
— Это будет траур по уходящему детству.
— По-моему, твое детство уже давно ушло, поэтому можешь одеть что-нибудь повеселее.
— Я подумаю, — ответила я ей, а про себя подумала, что обязательно куплю себе черное платье. — А ты в чем будешь?
— В розовом. Знаешь, такая широкая юбка с кринолином, множество воланов, очень воздушное. Что скажешь?
— В другом я тебя не представляю.
«Наверно, все так вырядятся, цирк, да
— И как я тебе? — Ольга повернулась ко мне. Джинсовый костюмчик ладно подчеркивал ее длинные ноги и был ей удивительно к лицу.
— Тебе идет, можешь взять поносить. Твои парни на курсах умрут от восторга.
— Ой, правда? Вот спасибо, — Ольга подпрыгнула от радости, — А то мне носить совсем нечего, у мамы опять зарплату задерживают, денег нет. Везет тебе — у тебя столько нарядов.
— Ну, Олечка, поработала бы на цветочках, тоже бы себе что-нибудь купила, да и маме бы помогла.
— Ну вот, ты меня упрекаешь, что я у мамы на шее сижу, — она села на диван и надулась.
— Я не упрекаю, а предлагаю тебе работу. Кстати, завтра воскресенье, у меня сменщица заболела — можешь выйти вместо нее.
Ольга посмотрела на меня:
— Завтра? Выйти на рынок?
— А что здесь такого?
— Пойми, я просто не могу себя заставить, и я не представляю, как буду стоять у всех на виду и торговать цветами. А вдруг кто увидит? Стыд какой!
— А как же я этим занималась?
Меня неприятно поразил снобизм моей лучшей подруги. Не может быть, что она так думала на самом деле?!
— Так ты только деньги собираешь, а другие на тебя работают.
— Это сейчас, а начинала я с того, что стояла за прилавком. Помнишь, я тебе рассказывала? Руки были исколоты шипами до такой степени, что я не могла держать горячую чашку с чаем, а ноги болели и распухали так, что я не могла носить ничего кроме тапочек. Но мне никогда не приходило в голову мысль, что это стыдно. Стыдно, это сидеть без копейки денег, а работать не стыдно.
— Ты обиделась на меня? — спросила она, заглядывая мне в глаза.
— Нет, я не обиделась, я давно отучила себя обижаться. Я хочу тебе сказать, что в нашем возрасте надо начинать работать как можно раньше. И чем раньше ты начнешь — тем больше успехов ждет тебя впереди. Я очень довольна тем, чего я достигла — я начала с самого низа, я работала продавцом цветов на рынке, но я прошла через это и смогла организовать все так, что теперь уже другие работают под моим началом. Пройдет еще немного, и я начну другое дело, более интересное и выгодное. Посмотри, в этом году я только заканчиваю школу, а у меня уже есть свое дело, в отличие от тебя и всех остальных ребят.
— Так ты посмотри, с кем ты общаешься? — воскликнула уязвленная Оля.
— Я общаюсь с нормальными людьми.
— Это рабочий класс, и ты опустилась до их уровня. Да и дружок твой — уголовник.
Вот этого я уже не могла вынести.
— Да что ты понимаешь,
Я посмотрела на ее испуганное лицо и, сбавив тон, добавила:
— Ты просто еще глупая.
С этими словами я пошла к двери — наша встреча явно не получилась, самое правильное было уйти.
Я хлопнула дверью и понеслась вниз пешком. «Лучшая подруга, называется, видеть ее больше не хочу», — бормотала я, перепрыгивая через ступеньки.
Чарующие звуки ноктюрна Шопена встретили меня на пороге дома. «Какое счастье, что мама снова играет», — подумала я и тихо закрыла дверь. Мама продолжала играть — она не слышала моего прихода, а я села на стул в прихожей и вслушивалась в музыку. Постепенно я почувствовала, что обида и гнев ушли, оставив место прощению и пониманию. Неизвестно сколько времени я могла так просидеть в темноте, как вдруг раздался телефонный звонок, и мама вышла в прихожую.
— Вика, что с тобой? — спросила она. — Я не слышала, как ты пришла. Почему ты сидишь здесь одна в темноте?
— Я слушала, как ты играешь.
— Ты плакала? — спросила она, внимательно вглядываясь в мое лицо.
— Нет, не знаю, — я подошла к зеркалу и вытерла следы от осыпавшейся косметики. — Я просто расстроилась из-за того, что поссорилась с Ольгой.
Я вкратце передала маме наш разговор.
— Ты просто стала взрослой, конечно, у тебя будут проблемы с одноклассниками. Они же еще, в сущности, дети. Ты должна это понимать.
— Я понимаю, — вздохнула я. — Но Оля — моя лучшая подруга, и она осуждает меня за мою работу, а Сергея называет уголовником.
— Но, милая, он же действительно находится под следствием и если ты уверена, что поступаешь правильно, то тебя не должны ранить ее слова.
— Мам, а ты тоже осуждаешь меня? — спросила я хмуро.
— Нет, успокойся, — мама положила руку мне на плечо. — Но я бы тоже осуждала тебя раньше. Сейчас я считаю, что родилась заново второй раз, и этой своей новой жизнью я обязана тебе. Я пересмотрела многие свои взгляды на жизнь — у меня было время подумать, и сейчас я отношусь к тебе и ко всем другим людям с большим пониманием и терпением. Нам всем свойственно ошибаться, и мы должны научиться не осуждать других людей, а протягивать им руку помощи там, где необходимо. Я понимаю твое отношение к Сергею, и знаю как это важно для тебя. Судя по твоим рассказам, он не самый плохой человек на свете, и, конечно, я очень благодарна ему, что мы снова здесь.
— Спасибо, мам. Я не знала, что ты на моей стороне. Я думала, что ты просто не хочешь расстраивать меня, поэтому и не высказываешь своего мнения.
— Кстати, а когда будет суд?
— Все время откладывают, Сергей уже весь извелся. Никак не могут найти тех других, кто смылся с деньгами.
— Надеюсь, что найдут. А как он держится?
— Знаешь, очень хорошо. Многие на его месте опустились бы, а он читает книги, делает гимнастику в камере, пытается следить за своим внешним видом, — с удовольствием сказала я.