Я не Монте-Кристо
Шрифт:
«Я не знаю, как, я не умею…»
«Хватит ныть, все ты знаешь. Он тебя хочет, это видно и слепому, вот и пользуйся».
Саломия тряхнула головой, чтобы прервать надоевший диалог. Но в одном ее невидимый собеседник был однозначно прав, месяц назад она и мечтать не смела, чтобы Елагин даже мельком взглянул в ее сторону, так зачем упускать возможность провести вечер с любимым мужчиной, пусть даже это игра? Или для него это тоже перестает быть игрой?
Сбросила влажную от дождя одежду и достала платье, которое выбрала в «Донне». Платье считалось домашним,
«Ваш муж будет в восторге! Вы очень соблазнительно смотритесь в этом платье!» — наперебой восхищались продавцы-консультанты, да Саломия и сама это видела. Небольшой вырез больше скрывал, чем показывал, но, как глубокомысленно изрекла Владислава, мужчин недосказанность заводит куда больше, чем выставляемое напоказ.
Бирка Blumarine придавала уверенности, Саломия пригладила воротничок и глянула в зеркало. Волосы, распушившиеся от дождя, лежали густыми волнами, щеки аллели, глаза блестели, в их глубине вспыхивали искорки такие же, как в ушах. Саломия нравилась себе, она знала, что и Никите понравится, и его друзьям тоже… Пусть! Пускай завидуют ему, чтобы он в самом деле ею гордился!
Когда она вошла в столовую, Никита стоял, повернувшись вполоборота, а увидев ее, умолк на полуслове.
— Ничего себе, Никитос, вот это да! — восхищенно проговорил Димка, преграждая ей путь, а она продолжала смотреть на Никиту. — Теперь ясно, почему ты ее от нас прячешь. Саломия, какая же ты красотка, хоть картины с тебя пиши!
Саломия увернулась от дружеских объятий и подошла к мужу.
— Отвали, Димыч, — отмер Никита, притягивая ее собственническим жестом, взгляд его был совсем другим, он еще никогда так на нее не смотрел. Пристально. Задумчиво. Странно. А потом сказал громко, чтобы все слышали: — Зачем картины, она сама, как нарисованная.
Усадил ее за стол, а сам сел, развернувшись всем корпусом, и продолжал смотреть. Стейки источали такой аромат и так аппетитно выглядели, что Саломия не удержалась:
— Вкусно пахнет, я ужасно проголодалась, сейчас все съем!
Муж спохватился:
— Прости, засмотрелся… — и тут же с горой наполнил тарелку мясом и овощами.
— Я не съем это одна, Никита! — она улыбалась, ей было очень уютно под его взглядом. — Придется тебе мне помочь.
— Только если ты меня будешь кормить, — сказал хрипловато, сглотнув, и Саломия опустила глаза. Передоз. Собралась с духом и посмотрела на мужа. И снова мысленно ахнула, да что с ним такое? Что-то совсем затаенное промелькнуло в его глазах, сейчас совершенно синих, или ей примерещилось? Решилась и легонько провела по щеке.
— Конечно буду.
Он кивком указал на тарелку, Саломия отрезала кусок стейка, — мясо было сочным, хорошо прожаренным, — и поднесла к губам Никиты. Ей в самом деле пришлось скормить ему два стейка, друзья отпустили пару скабрезных шуточек и отстали, а Саломия кожей чувствовала, как все меняется.
— У тебя волосы вьются, — он прикоснулся к локону, спадающему на плечо.
— Это от дождя, — обяснила Саломия, отбрасывая волосы за спину, — обычно они прямые. А тебе что, не нравится?
— Мне все нравится, — Никита встал и увлек за собой Саломию. — Идем, там уже бокс начался.
Компания расположилась перед большим экраном в гостиной, Никита сразу занял диван, увалился сам и усадил рядом Саломию, забросив на спинку руку. Она подобрала ноги и прислонилась к широкому торсу мужа. Было необыкновенно уютно сидеть вот так рядом с ним, смотреть не на экран, а на камин, который Никита распорядился растопить.
— Чтобы моя жена не замерзла, — пояснил кратко, когда кто-то попытался поржать над камином в мае. Но за окном начинал лить дождь, в доме становилось холоднее, и камин был как раз в тему. На ринг вышли боксеры, парни принялись обсуждать бой, Никита откупорил банку пива и протянул Саломии. — Будешь?
Она не очень любила пиво, но сделала глоток, опасаясь, что он начнет ее поить, как в клубе виски. Не то, чтобы ей не хотелось целоваться с Елагиным, наоборот, очень хотелось, но не на глазах всей компании.
Дождь стучал каплями, дрова потрескивали в камине, от Елагина шел жар, как от печки. Саломия с трудом подняла налившиеся веки, глаза отчаянно слипались, она осмотрелась — рядом заманчиво простиралась широченная грудная клетка супруга. Положила сначала ладонь, а потом прильнула щекой, и тут же ее обхватили за талию и подтянули повыше, чтобы было удобнее. Теперь она утыкалась носом в шею Никиты, вдыхала его запах и чувствовала себя абсолютно счастливой.
«Потому что умная. Была бы дурой, просидела бы весь вечер в своей комнате, рисуя всякую фигню и умирая от горя».
Саломия улыбнулась и, уже засыпая, ощутила, как небритая щека трется об ее макушку, а потом волос коснулись губы раз, второй, и она так и уснула в коконе сильных рук, прижатая к мускулистому телу и чувствуя себя защищенной и оберегаемой.
«Я все равно буду любить тебя, Никита, даже когда стану тебе не нужна».
Она проснулась и обнаружила, что лежит на диване в гостиной, укрытая пледом, в камине тлеют угли, и неяркий светильник горит мягким пятном, погружая гостиную в сонный полумрак.
— Проснулась? — Никита зевнул и потянулся в кресле напротив.
— А где все? — удивленно огляделась Саломия по сторонам, приподнявшись на локте.
— Уехали.
— А бокс?
— Закончился. Я провел ребят и вернулся. Хотел отнести тебя в комнату, но ты так крепко спала, было жаль будить.
— Почему ты сидишь в кресле?
— На тебя смотрю. Я так и знал, что ты так спишь.
— Как?
— Ладошку под щеку подкладываешь. Так забавно! — он подошел и сел перед ней на корточки. — Скажи, ты мне что-то подсыпала в еду или подлила в пиво?