Я (не) прощу тебя. Измена мужа
Шрифт:
Я чувствую, как он крепко прижимает меня к себе.
– Ты не представляешь, как я скучал по тебе, – шепчет он.
Я обнимаю его за шею и прижимаюсь сильнее.
– Я скучал, – шепчет он мне в губы, а я чувствую его горячее дыхание на своей коже.
Я не могу надышаться его запахом, как бы ни старалась, как бы ни пыталась.
Как же долго я ждала этого момента, и вот он настал.
И он такой родной, такой близкий, такой желанный. И мой!
Я уже давно решила для себя, что, если Игнат вернется, придет сам, я дам ему шанс на то, чтобы вновь завоевать
Эпилог
Красный Майбах плавно тормозит, и совсем останавливается прямо перед входом в гостиницу «Азимут». Из автомобиля выходит молодой мужчина. В красиво уложенных волосах играют солнечные лучи, а в налитых тьмой глазах горят дьявольские костры. Поджатые в тонкую полоску губы, выпяченный вперед подбородок говорят о том, что мужчина в гневе.
Одернув пиджак, стряхнул с него невидимые пылинки. Подхватив трость, он твердым шагом направляется к открытым дверям, на ходу бросая торопящемуся навстречу парковщику.
– Я ненадолго. Далеко не отгоняй. Ключи на ресепшн оставишь, – режет воздух ледяным тоном.
Сегодня Игнат приехал в гламурный «бордель» не по праздному случаю, а чтобы выяснить отношение с тем, кто посмел обидеть его жену.
Сердце в груди сжалось в комок, превращаясь в камень, при мысли о том, что ублюдок Озимков, воспользовавшись случаем, попытался навредить Ксении.
Прежде чем войти в зал, Игнат сделал глубокий вдох-выдох, унимая дрожь в теле и разжимая пальцы, до судороги сжатые в кулак.
– Господин Гурьев?! – будто из воздуха рядом с ним возникает официант и открывая перед ним дверь приглашает пройти. – Я вас провожу. Аркадий Романович уже ждет вас.
Мужчина косится на официанта, у того натянута на губы дежурная улыбка.
– Прошу, – повторяет.
Игнат проходит в зал ресторана. Аркадия он замечает сразу же. В это раз Озимков устроился на первом этаже, за столиком посредине. Улыбаясь, он поднял руку вверх, приветствуя.
Хмуря брови и щуря в скрытой угрозе глаза, Игнат направляется к столу, заранее сунув руки в карманы. Шаг. Второй. Третий. Мгновение, и мужчина нависает над столом. Жесткое дыхание выбивается из легких. Адреналин будоражит кровь. Глаза застилает ярость.
– Ублюдок. Если бы не обещал Ксюше, разбил твою наглую рожу в мясо, – рычит утробно.
Аркадий, откинувшись на спинку стула, с вызовом смотрит ему в глаза. Будто специально напрашивается на драку.
– Я знал, что ты не изменился, Гур. Даже протез задницы тебе нипочем. Как петух задираешься.
Хруст пальцев в кармане был хорошо слышан даже сквозь едкий смешок Озимкова.
– Зачем ты угрожал Ксении? Зачем писал ей эти идиотские эсэмэски? Отвечай!
– Я тебе уже сказал однажды, Гур, – поднимаясь резко со стула Аркадий и впивается злобным взглядом в лицо Игната. – Я хотел, чтобы ты пережил то, что пережил я, когда ты отнял у меня Кристину. Я никогда, слышишь, никогда тебе
– Ты придурок, Озимков?! Кто у тебя что отнимал? Ты как был тупоголовым заучкой, так им и остаешься! Кристина! Кристина! Не упала мне твоя Кристина никуда. Если бы не мать, я бы никогда не согласился на ту свадьбу. Никогда.
– Уже неважно, – цедит сквозь зубы. – Время упущено. Ничего не вернуть. Только боль разочарования никак из груди не вытравить.
– Ну ты и дятел, Озимков. Ты бульший идиот, чем я думал. Что ж ты мне в уши вкручивал про свою любовь, про ребенка, а Кристину до сих пор любишь? Так чего не добился ее? Почему не остановил? Зачем позволил ей творить то, что она сделала? Ты ведь знал о подмене тестов?
– Откуда знаешь? – сужает глаза Озимков, хмурится.
– Мать отдала телефон и бумаги, после того как отписала Ксении полквартиры. Ты же знал про суд? Все знал, гад. И ничего не предпринял. Как ты, у которого есть ребенок, мог позволить себе глумится над моей беременной женой?!
Игнат не сдерживается и в порыве ярости хватает Аркадия за полы пиджака и встряхивает.
– Ты думаешь, мне было до этого дело?
– И именно поэтому ты подослал этого лекаря? Он чуть не угробил мне жену!
– Ты идиот, он ее спас. Не наговаривай на… Семена. И да, этот осел должен был сыграть совершенно другую роль, а повелся на твою жену, как пацан втрескался в нее по уши.
– Да тебя убить мало. Ты?!
– Что? Что ты мне сделаешь? Ударишь? Так я ж тебя уложу одной левой. Ты поубавь свою прыть, а то вместо того, чтобы вернуться сегодня домой, опять полетишь в страны не столь далекие, менять протез. Инвалид чертов.
Озимков стряхивает со своего пиджака мои сжатые кулаки.
– И вот тебе мой совет, Игнат. Побереги свое здоровье. Потому, кроме как тебя, твоих детей и твою жену защитить некому. И если вдруг мне представится еще такой шанс, насолить тебе, знай я им воспользуюсь. Живи теперь с этим.
Аркадий, одернув пиджак, обходит Гурьева по касательной и, не останавливаясь, уходит.
У Игната все свербит внутри. Каждая клеточка, каждый нерв требуют наказать, уничтожить и только разум, останавливает, тормозит от безрассудного шага.
Игнат медленно поворачивает голову к двери и успевает заметить уже мелькнувшую спину Аркадия, скрывшуюся за дверью с табличкой «Служебное помещение, вход запрещен».
– Господин Гурьев, заказывать что-то будете? – мужчина, вздрогнув, перемещает свой взгляд на официанта, возникшего снова так неожиданно перед ним.
– Принеси кофе. Крепкий. Без сахара, – осипшим голосом мужчина делает заказ.
– Хорошо, – кивает молодой человек, удаляется.
А Игнат опускается на стул. В голове мужчины проносится ряд событий, как кинематографическая пленка, на которой запечатлены отдельные кадры:
Его возвращение после операции. Суд матери с Ксенией. Он не стал мешать, а настоял на том, чтобы мать отдала половину того, что просит жена. Лилия Сергеевна не посмела возразить сыну. Она чувствовала себя слишком виноватой в том, что произошло с сыном.