Я не сдамся. Дамасская сталь. Книга прервая
Шрифт:
Мне сейчас в голову пришел такой пример. Вы взрослый человек и заведуете семейным бюджетом. В ваших руках сосредоточены все ресурсы и ответственность. Вы планируете, сколько купить продуктов, что приобрести из бытовой химии, сколько отложить на бензин и так далее. А возле вас полукругом стоят ваши детки, которым не интересен ни бензин, ни хозтовары, они хотят в кино и в Макдональдс. Вы же не станете давать им денег на все, что они попросят?! А я давала… Я раньше уже говорила, что честно носила свои розовые очки, сквозь которые эти взрослые «детки» казались мне умнее и опытнее, чем я сама. Я как будто играла в игру «магазин»: продавала и покупала, пила с подружками чай, в моем мире все было про «любовь, дружбу, жвачку». И это не притворство. Имея хорошее образование, математический склад ума, занимаясь серьезным, ответственным делом, я, в
Прошло еще несколько месяцев активной жизни, и нам предложили взять в аренду помещение. Это была пристройка к жилому дому, где раньше располагалось кафе. Я решила сделать там классный ресторан клубного типа. В Прибалтике такие были, а в России еще встречались редко. Начала я с персонала. Поскольку перевоспитать бывших работников торговли и общепита было невозможно, я набрала молодежь и научила их готовить те блюда, которые хотела видеть в меню. Мои принципы были просты: во-первых, в процессе приготовления нужно все взвешивать и записывать; во-вторых, делать ставку не на разнообразие, а на качество и оригинальные рецепты. Меню я составила из блюд, которые любила есть сама, моя семья и друзья. Главной фишкой стали десерты: я достала все свои студенческие рецепты, вспомнила ассортимент любимых латышских и литовских кафе и составила десертную карту. Следующей задачей были официантки. Чтобы они научились правильно работать, я каждый день приезжала обедать или ужинать, они обслуживали меня, а потом мы делали разбор, выявляли слабые места и практиковались.
Важным вопросом стало развлечение гостей. Прежде всего я нашла хорошего ди-джея с современным подбором музыки. «Вишенкой на торте» стало стрип-шоу. Тут пришлось попотеть. Мало было найти тех, кто согласен танцевать, надо было научить их, как это делается. Я нашла видеокассеты с фильмами, где были сцены танцев в барах и клубах, затем отыскала девочку-хореографа, которой было интересно поставить такое шоу. Затем начались репетиции и шитье костюмов.
Кира занималась административными вопросами. Иногда мне казалось, что мы никогда не откроемся: предписание за предписанием, новые требования – одно за другим. И везде – пакеты, конверты, пакеты, конверты. Я хотела получить разрешение работать не до двенадцати ночи, как все рестораны, а до двух. Сами знаете: после полуночи все только начинается. Кира билась за ночные часы, как тигрица. Наверное, в те месяцы мы совсем сорвались с катушек. Не буду говорить о Кире, так как мы эту тему никогда не обсуждали, но я – точно. Возникло твердое убеждение, что всех можно было купить, дело лишь в цене вопроса. Мы ходили по административным кабинетам, платили деньги и получали необходимые разрешения. Если мы не могли чего-то добиться самостоятельно, подключалась «крыша». Можно было приехать домой к сотруднику любого ведомства: пожарной и санитарно-эпидемиологической службы, к муниципальному чиновнику, даже к главе администрации поселка и районного центра – и получить необходимую справку или подпись. Наши торговые точки уже находились во многих поселках, подчинявшихся разным административным центрам, но везде было одинаково продажное руководство.
Я стала резкой, надменной. Я покупала их и презирала их слабость, их холуйские взгляды, их жалкую игру во власть. Все измерялось количеством денег. Вот сидит человек в кабинете и строит из себя специалиста, показывает свою важность, строгость, следование закону. И как он меняется, когда видит сумму, которую ты кладешь на стол (без конверта, конечно, так эффектнее). Как он начинает мельтешить, подобострастно вскакивает и бежит закрывать дверь, чтобы никто случайно не зашел. Как он пытается делать строгое лицо, смотря на деньги, лежащие на столе. Но его выдают глаза: он уже считает, сколько там лежит. Человек не понимает в тот момент, что я смотрю на него, как в театре. У него все в мимике, в движении глаз. Он уже продался, готов подписать и выдать любой документ. Но ему хочется при этом сохранить лицо, свое мнимое достоинство. А ты уже не скрываешь своего презрения, потому что он – протянул руку к деньгам. Даже видя и понимая, как ты на него смотришь, он всё равно не убирает руку, а ведь мог бы. Но нет, он слаб. Он хочет эти деньги взять…
Продажность властей привела к полной потере уважения к ним со стороны народа. Однажды мэра нашего поселка, любителя выпить, вывезли в лес в течение рабочего дня, «отделали» и привезли обратно. Никаких последствий!
Итак, мне было двадцать восемь лет, когда в моей голове сформировалось новое понятие о мире: «Всё и всех можно купить». У криминала в это же время сформировалось свое понятие о мире: «Всех и вся можно убить».
Начали пропадать заведующие государственных магазинов. Через недельку-другую такие магазины банкротились, затем их выкупали у мэрии за копейки новые хозяева. Трупы прятали, но не особо тщательно. Говорят, водолазы приходили в шок, когда в купальный сезон искали в близлежащих водоемах утопленников. Трупы, не один и не два, находили на дне – они стояли, замурованные ногами в тазы с бетоном. Их даже не вытаскивали, иначе много вопросов возникло бы к милиции. Поэтому все делали вид, что ничего не знают и не видят.
Первоначальный шок исчез, и дальше всё было ещё страшнее. Трупы уже никто не прятал: после разборок убитых оставляли там, где «разговоры разговаривали». Не щадили никого: ни молодых женщин с маленькими детьми; ни мужчин – единственных кормильцев в семьях. Сейчас это называется рейдерскими захватами. Криминал начал переводить государственную собственность в частную. Бандитские сообщества разрастались на глазах. Куда ни сунься, почти в каждой семье – или коммерсант, или бандит. У наших подруг, приятельниц, продавцов бандитами стали мужья, женихи, братья.
Мы все начали дружить семьями: собирались играть в лото, выезжали на шашлыки, отмечали праздники в ресторанах. Родственники, по-прежнему, хотели от нас много денег: родители, младшие и старшие братья и сестры, тети и дяди. Приходилось оплачивать их безбедную жизнь. Подарки, продукты, одежда, поездки в отпуск, квартиры – на всё надо было зарабатывать. И никто не спрашивал, какими усилиями, нервами и слезами это давалось.
Я скажу то, за что, может быть, меня осудят. Мне самой больно об этом говорить. Но все-таки я решусь поднять одну из тем, ради которых я вообще пишу эту книгу. Я считаю, что наши родители, все старшее поколение, нас предало. Предало своих детей. Предало и продало за материальные блага. В результате выжившие получили убогую старость. А многие и не дожили – сошли с ума, умерли в страданиях от болезней, спились и погибли. Я давно не живу в том подмосковном поселке, но там остались наши друзья. Из разговоров с ними узнаю, что многих не минула чаша сия. Пришло время собирать камни…
Посудите сами. Родители, наблюдая за сыном или дочерью, не понимали, откуда берутся продукты, деньги и подарки?! Что это за работа, которая начинается вечером, а заканчивается в четыре-пять утра? Почему нельзя увидеть место, где работает твое чадо: палатку, офис, заводскую проходную? Почему с работы дочь возвращается обкуренная, пьяная, пропахшая неизвестно чем? Почему вечером сын уходит с другом на работу в ночь, а утром мать друга стучится в дверь в истерике – ее сын убит! Почему родители делали вид, что ничего не происходит? Почему они брали эти грязные деньги у своих детей? Почему принимали подарки, купленные на деньги, заработанные грабежами и убийствами? После «терок», «стрелок», «разборок» молодёжь приезжала в родительские дома и дрыхла до обеда. А матери стирали перепачканные (в том числе и кровью), рубашки, готовили обеды. И что? Неужели никто ничего не понимал? Совсем? Более того, родители хвастались заботливыми детьми перед соседями и гордились, что их сыночек или доченька стали кормильцами семьи. А потом слезы на похоронах… Как же так?
Могло быть по-другому? Могло!
Надо было говорить «нет». Отцу – бить морду сыну за пистолет в сумке или набитые деньгами карманы. Матери – отказаться от сумок с дефицитными продуктами: «Откуда это, доченька?» Не брать, выкидывать на помойку, не допускать в дом грязные деньги. Следовало говорить «нет»! А они говорили: «Да! Больше! Молодец! Еще!» А если кто-то из подросших детей не хотел или не мог так жить, то ему тыкали в соседа Петю или Васю, который (молодец какой!) хорошо заботится о родителях и сам на машине, одет, при деньгах, и друзья у него такие же успешные.