Я не Сэм

Кетчам Джек

Я мою и расчесываю волосы. Намыливаю подмышки и сбриваю эти клочки шерсти. Тщательно брею ноги, стараясь не порезаться. Я делаю это не торопясь, а потом просто стою некоторое время под струей. С лобковыми волосами разберусь как-нибудь в другой раз, а пока просто вымоюсь, внутри и снаружи.

Только когда вода начинает остывать, я выключаю ее и вытираюсь насухо. Если бы я могла, то оставалась в душе все утро, пока моя кожа не покраснела бы и не сморщилась.

В любой нормальный день я бы высушила волосы феном, увлажнила кожу кремом, но это не нормальный день.

Теперь я хочу кофе.

После душа, думаю, мой желудок с ним справится. Я накидываю халат и выхожу на кухню.

Часы на микроволновке показывают семь тридцать. Я была в душе почти час. Я сажусь за кухонный стол и пью крепкий горячий кофе, черный с двумя кусочками сахара. Сливок нет. Патрик их не купил. Он пьет черный.

Док - ранняя пташка. Он из тех старых деревенских врачей с черными сумками, которых уже почти не встретишь. Он начинает работу в восемь. Так что ровно в восемь я звоню.

У меня снова дрожат руки. Не думаю, что это из-за кофе.

Милли, его секретарша-медсестра, сразу же берет трубку.

– Привет, Милли, это Сэм. Он уже пришел?

На другом конце повисла странная пауза.

– Сэм? Я так рада тебя слышать, дорогая. Я сейчас вас соединю.

Затем на линии док. В его голосе слышатся удивление и радость.

– Сэм! Черт возьми, девочка, ты заставила нас поволноваться!

И услышав его голос, я не могу сдержать внезапные слезы. Рассудительная Саманта Берк совершенно не в себе.

– Джон, что случилось? Я не понимаю... что происходит... Я не... я... каким-то образом я потеряла дни, недели, я не помню... и Патрик не хочет... он... он просто... наша гостиная разрушена, и мое свадебное платье... Джон? Кто такая Лили?

Воцаряется тишина.

– Сэм, Лили - это ты, – говорит он.

Так я узнала, что восемнадцать дней была маленькой девочкой.

* * *

Он просит меня успокоиться и рассказать все с самого начала, и я рассказываю ему о том, как проснулась, о странной, пугающей реакции Патрика, о том, как он спал, о разгромленной гостиной, о детских игрушках и обо всем остальном, и я стараюсь говорить медленно, но это трудно, я знаю, что пропускаю какие-то моменты, но он терпеливо слушает, не перебивая, а потом рассказывает, как Патрик привел меня к нему в кабинет, о своей беседе со мной, о результатах МРТ, которые оказались отрицательными. Он говорит мне, что Лили была умным, вежливым ребенком лет пяти-шести. Он говорит мне, что, по-видимому, я страдала избирательной потерей памяти и возрастной регрессией - он избегает словосочетания раздвоение личности, - что я, например, узнавала свою кошку, но не своего мужа.

– Я дал ему адрес и телефон психоаналитика, Сэм. Я хотел, чтобы он немедленно тебя ей показал. По какой-то причине Патрик хотел попытаться вернуть тебя сам. Думаю, ему это удалось.

– Боже мой, Джон, неужели это случится со мной снова?

– Честно говоря, не знаю. Обратись к психотерапевту.

– Я так и сделаю.

– Вот и хорошо. И судя по тому, что ты мне рассказала, Патрику тоже нужно к нему обратиться. Скажи

ему, чтобы он дал тебе ее адрес и телефон. Я бы сам сегодня встретился с Патриком, но мне надо быть в Оклахома-Сити в десять часов, и я пробуду там весь день. Я очень рад, что ты меня застала. Вы можете приехать завтра?

– Да, я прослежу за этим.

– Хорошо, в девять часов. А пока дай ему отдохнуть. Он пережил настоящий шок. Тебе желательно что-нибудь принять. В доме есть валиум или что-нибудь в этом роде?

– Думаю, да. Я проверю.

– Если тебе что-то понадобится, позвони Милли. Я оставлю рецепт.

– Спасибо, Джон. Спасибо.

– Не за что, Сэм. Сейчас постарайся расслабиться, а утром увидимся.

Я сижу с остатками кофе и размышляю о случившемся. Слишком много информации, чтобы переварить все сразу, и это относится ко всему утру. Нужно, чтобы Патрик рассказал мне обо всем остальном, но док сказал, чтобы он отдохнул, так что пусть отдыхает. Сейчас главное - заняться делом.

Я собираюсь навести порядок в нашем доме.

В спальне Патрик отвернулся к окну, а Зои свернулась калачиком на сгибе его руки. Я подхожу и чешу ей шею и макушку. Она мурлычет.

Я вешаю халат, надеваю трусики, джинсы, майку с Джими Хендриксом и кроссовки. Закрываю дверь спальни, чтобы там не было слышно шума, и вытаскиваю пылесос из шкафа в прихожей и корзину для мусора из кухни.

Любимая мягкая игрушка Зои лежит возле плинтуса у входа в гостиную. Я поднимаю ее и осматриваю на предмет осколков стекла. На ней ничего нет. Она избежала всеобщего разрушения.

Наша кошка очень странно относится к этой вещи. Время от времени она воет, и этот громкий печальный заунывный звук исходит из нее каждый раз, когда игрушка оказывается на полу, на кровати, или на диване, где она кладет ее прямо перед собой.

Эта игрушка-смокинг, по предположению Патрика, напоминает ей члена семьи - возможно, умершего или потерянного брата или сестру. Я говорила ему, что это нелепо. Но судя по звуку, который она издает, он, возможно, прав.

Я отбрасываю ее с дороги в сторону спальни и включаю пылесос. Он с ревом оживает.

Некоторое время после этого я осознаю только свою борьбу со стеклом и звон стекла, пролетающего через металлическую трубку. Когда я добираюсь до плаката Патрика с "Невероятным Халком" в рамке, пивной бутылки и разрисованного абажура, я осторожно собираю большие куски и кладу их в мусорную корзину. Мелкие осколки звенят в трубке пылесоса.

Волшебная палочка^[13] так называется, потому что она волшебная? На мгновение возникает желание захихикать. Интересно, на что был похож смех Лили?

Я ставлю на место журнальный столик, лампу и каминный экран и отряхиваю свадебное платье. Осматриваю его на предмет повреждений. На шлейфе засохшая кровь. От конца молнии вниз идет небольшой разрыв около дюйма длиной. Кровь можно отмыть, а разрыв починить, но фату не починишь, она разорвана на куски.

И тут меня осенило. Это моя работа. Разбитое стекло, перевернутая мебель, разорванное платье.

Я все это сделала.

Маленькая девочка внутри меня. Но и я тоже.