Я не Сэм
Шрифт:
Лили громко и высоко визжит, срывая со стены и разбивая об пол рамку с первым выпуском комикса о Халке "Невероятный Халк №1" работы Джека Кирби[11], который у меня с семнадцати лет, она босая, а повсюду стекло - я не хочу больше слышать этот визг, пока жив, он похож на крик животного, которому больно, - а потом слышу еще один треск, доносящийся из кабинета.
– Оставайся там, - кричу я ей, думая о разбросанных повсюду осколках стекла.
– Не двигайся.
Я знаю, что должен сделать.
Я слышу, как позади меня опрокидывается журнальный столик.
Первое, что я вижу в кабинете, - это валяющийся рядом с чертежным столом разбитый лайтпад, и листы с набросками, разбросанные по всему полу. В дальнем углу комнаты, под окном, притаилась Зои. Должно быть, она хотела запрыгнуть на возвышенность и потерпела неудачу. Стекло хрустит под ногами, когда я подхожу к ней и протягиваю руку вниз. Она съеживается. Но я упорствую.
– Привет, девочка. Все в порядке. Все нормально. Все хорошо.
Все совсем не хорошо, но через минуту-другую она сдается и позволяет мне прикоснуться к ней, погладить по спине, почесать голову. Ее взгляд смягчается.
Из гостиной ничего не слышно, так что я надеюсь, что худшее уже позади. Думаю, что надо еще немного подождать, чтобы быть уверенным наверняка.
Я приседаю возле чертежного стола, чтобы собрать свои листы, и мир внезапно опрокидывается на меня, едва не отправляя на четвереньки.
Я смотрю на листы.
Я смотрю на доктора Гипсама и Саманту.
Только я смотрю не на доктора Гипсама и Саманту.
Я смотрю на себя. На себя и на Лили.
Мы в каждом кадре. Я нарисовал нас в точности. Наши лица, наши тела. Лили и мои.
Мы сражаемся с Лигой мерзостей. Выбираемся из-под обломков старого здания, раненые, находим убежище, лечимся. Снова сражения, снова ранения. Кружимся в космосе.
Погружаемся в морскую пучину.
Я рисую нас каждый день уже несколько недель.
Я смотрю на листы и чувствую усталость, которой никогда не знал.
Я собираю листы и аккуратно кладу на стол.
Затем поворачиваюсь и покидаю кабинет.
* * *
Лили стоит там, где я ее оставил. Рядом с ней опрокинутый столик. В гостиной царит полный хаос. В воздухе витает едкий запах электричества.
Она голая. Свадебное платье валяется у ее ног разорванное на куски. И она порезалась. На подоле платья три капли и один длинный яркий мазок крови.
Она тихо плачет. Ее плечи дрожат.
– Лили...
– Я не Сэм, - говорит она.
Только на этот раз мягко. Почти, как мне кажется, с сожалением.
– Я знаю, - говорю я ей.
– Знаю, - и через мгновение добавляю: - Не двигайся. Я иду к тебе.
Я пересекаю
Ночь теплая. Она не делает ни малейшей попытки укрыться одеялом.
Я ложусь рядом с ней и смотрю ей в глаза, а она смотрит в мои. Я не знаю, что она там видит, но она выдерживает мой взгляд и не отворачивается. Я тоже не уверен, что вижу в ее глазах. Я думаю о Сэм и думаю о Лили. Но через некоторое время я протягиваю руку.
Возможно, это благословение, то, что у меня есть, а, возможно, и проклятие. Я всегда думал, что это благословение, но теперь не уверен.
Я точно знаю, как к ней прикасаться.
Я точно знаю, что ей нравится.
"КТО ТАКАЯ ЛИЛИ?"
Я не знаю, что, черт возьми, происходит, но мне страшно. Мое тело говорит мне что-то пугающее, а тело не лжет.
Проснувшись, я сразу же почувствовала влагу внутри себя - работа Патрика прошлой ночью - поэтому я откатилась от него, все еще спящего рядом со мной, и когда встала, его сперма начала сочиться и скользить по внутренней стороне моего левого бедра. Только-только рассвело. В доме по-прежнему темно, но я знаю, как пройти в ванную вслепую. Я вытираю ногу и половые губы туалетной бумагой, а затем теплой влажной салфеткой, принимая "ванну шлюхи"[12] и думая, что мне нужно сделать депиляцию или эпиляцию там, удивляясь, как я позволила этому продолжаться так долго, и тут я обращаю внимание на свои ноги.
Они небритые.
Я провожу по ним ладонями вверх-вниз, и это уже щетина. Я бы сказала, что щетина двух-трехнедельная.
Что за чертовщина?
Я смотрю на свое отражение в зеркале. Лицо выглядит как обычно. Но с волосами что-то не так. Я их подстригла и уложила только на прошлой неделе, но сейчас этого не заметно. Их нужно хорошенько расчесать и, возможно, это мое воображение, но я могу поклясться, что они длиннее, чем должны быть... длиннее, чем были вчера вечером.
Я протягиваю руку, чтобы откинуть их, но останавливаюсь на полпути.
Из подмышек растут светлые тонкие пучки волос.
Это невозможно.
То, что видят мои глаза, мой мозг не может воспринять.
У меня засосало под ложечкой, но не от голода, а от отвращения.
Мне нужно срочно поговорить с Патриком.
Но в коридоре я бросаю взгляд направо, и меня останавливает то, что я вижу в гостиной.
Моя первая мысль - нас ограбили, пока мы спали, но я сомневаюсь, что даже если бы нам ввели морфин внутривенно, то мы бы спали так крепко, что ничего не услышали. Я иду по коридору, но не слишком далеко. На полу в гостиной повсюду стекло, предположительно от разбитого лайтпада Патрика, который лежит там среди прочих вещей, а я босиком.