Я не твоя собственность-2

Ле Карр Джорджия

— Я не могу больше, — чуть ли не плачу я.

— Кончи для меня, — приказывает он, погружаясь по самые яйца.

Я кончаю, словно разрываясь в клочья, яростно дрожу всем телом, стону и рычу как животное, кричу, срывая горло, он ревет мне в ответ, выстреливая свою сперму глубоко внутри меня. Все в поту и тяжело дыша, мы смотрим друг на друга.

— Тебе понравилось?

Я киваю, задыхаясь.

Он с шумом выдыхает, отодвинувшись, и наблюдает за спермой, вытекающей из меня. Затем снимает меня с затычки на стене, поднимает на руки

и выносит из парилки.

— Нет. Нет. Не смей, — кричу я, когда он кидает меня в бассейн. Я всплываю, отплевываясь, убирая волосы с лица, и оглядываюсь, пытаясь его найти. Он в нескольких футах от меня, наблюдает за мной, глаза искрятся смехом.

Вода ощущается чудом на горячей раскрасневшейся коже.

— Да пошел ты, — говорю я, и на спине лениво начинаю плыть в противоположную сторону. В конечном счете я возьму реванш. Несколько всплесков и он появляется рядом. Мы проплываем два круга, он подстраивается под мой темп.

Затем он останавливается, обхватив меня за талию и ставит в вертикальное положение. Он держит меня за талию и притягивает ближе к себе. Наши голые тела соприкасаются, и я кладу руки на его могучие плечи.

— Мы хотим со Стеллой пойти выпить.

Его тело напрягается, но выражение лица остается прежним.

— Хочешь, я зарезервирую для вас столик в Matrix?

— Нет, мы собираемся поехать в Jamies.

Он приподнимает брови.

— Jamies?

— Ты не слышал о нем. Очень низкий ценник и немного улетное на самом деле место, но это наш местный бар и нам там нравится. Они играют музыку, от которой мы тащимся.

Он кивает.

— Хорошо. Во сколько ты будешь дома?

У меня трепещет внизу живот, поскольку его слова напоминают мне отношения настоящей пары.

— Думаю, около полуночи.

— В полночь? Хорошо, я дождусь тебя.

Возникает непрошеная мысль – «Я так влюблена в тебя, Зейн». Я поспешно опускаю глаза, чтобы он ничего не смог прочитать. Провожу кончиком пальца по шраму у него на лице.

— Откуда он?

— У него был нож, а у меня нет, — говорит он просто.

— И что произошло? — спрашиваю я.

— У меня есть шрам, а он лишился жизни, — ни в голосе, ни в лице не отражается никаких эмоций.

О Боже! Как я могу жить в его мире? Но я не могу уйти. Еще нет.

— А что означают эти звезды? — тихо спрашиваю я, проходясь подушечками пальцев по татуировке голубой звезды, спереди у него на плече.

Он молчит несколько минут, и мне уже кажется, что он не будет отвечать, потом пожимает плечами.

— Раз ты спрашиваешь, я скажу. Они показывают высшее отличие, которое может достигнуть vor v Zokone.

— Что это значит? — мне очень любопытно узнать о его прошлом, но я не пытаюсь выглядеть слишком уж заинтересованной. Поскольку впервые он рассказывает о себе хоть что-то, и я не хочу спугнуть его, выглядя слишком настойчивой и

назойливой.

— Перевод будет «Вор в Законе».

Я смотрю на него спокойно.

— Вор в Законе?

— Vor v Zokone — элитная русская криминальная организация, опирающаяся на очень строгий кодекс этики. Нарушение кодекса карается смертью. Когда я получил эти звезды, они многое значили. Сейчас очень многие молодые люди делают такие же тату, понятия не имея, что есть такая организация.

— А почему у тебя такие же на коленях?

— Звезды носят те, кто заявляет, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не встанут на колени и не будут сотрудничать с теми, кого мы называем мусором или свиньями, но ты, скорее всего, их знаешь — полицейскими и чиновниками.

— Так ты член этой элитной организации? — с опаской спрашиваю я.

— Был. Давным-давно.

Я вглядываюсь в его глаза, окаймленные роскошными густыми, мокрыми ресницами.

— Ты больше не входишь в эту организацию?

— Когда Советский Союз распался русская мафия изменилась. Кто был настолько глуп, тот быстро оказался за решеткой, умные скупили государственные ресурсы за бесценок и стали миллиардерами, другие нашли новое пристанище вдали от родины, чтобы заниматься гениальной контрабандой.

— Гениальной?

Он пожимает плечами, движение элегантное и не похоже на него.

— Они оказались умными мошенниками.

— Да. Например, что они делали?

— Окрашивали деревянный спирт в голубой, маркировали, как жидкость для ветрового стекла, партиями отгружали на танкерах в Россию, перекрашивали назад, и продавали, как водку. Цель — избежать уплаты налогов на спирт.

— Понятно, — тихо отвечаю я. — Так ты был один из тех, кто переехал в Англию?

— Эээ.... хмм.

— Ты запускал этот алкогольный лохотрон?

— Неа.

— Наркотики?

— Я использовал их. У меня до сих пор остались хорошие каналы, и я могу организовать крупную сделку.

— Наркотики убивают людей, — шепчу я.

Он смотрит на меня совершенно беспардонно и даже не стыдясь.

— Наркотики не производятся в России. Я просто посредник. Знаешь, кто охраняет поля мака в Афганистане и Южной Америке, сначала выясни, а потом начинай учить меня.

Я прикусываю нижнюю губу.

— Тогда чем ты занимался? Проституцией?

— Это отличный вид зарабатывания денег, но не для меня. Слишком неопределенно. Мне не нравится общаться с людьми, со всеми их зависимостями, навязчивыми идеями и стремлениями. Я люблю четкие и чистые операции.

Я киваю, с облегчением.

— Чем же ты занимался?

— Оружием.

Я хмурюсь.

— Переправлял пистолеты?

— Не только пистолеты. После падения коммунизма осталось много государственного арсенала, который можно было продать. Ракеты на большую дальность полета, танки, подводные лодки, короче все.