Я не твоя собственность-2
Шрифт:
— Руки вверх, — приказывает он.
Я смотрю на него в полном шоке. Я не узнаю этого человека, который так сердито глядит на меня. Это не мой папа.
— Руки вверх, — говорит он сурово. — Я делаю это для твоего же блага.
Я медленно выпрямляюсь и поднимаю руки вверх.
— Давай посмотрим, у меня сын или девчонка, — говорит он.
Его рука совершает молниеносный удар. Бух. Боль такая сильная, что горячие слезы чуть ли не текут у меня из глаз. Я не хочу плакать, я же теперь мужчина.
— Если ты не в состоянии это выдержать, то как ты собираешься стать величайшим
Удар.
— Ради Бога, перестань хныкать, как маленькая девчонка, я даже не использую и половину своей силы.
Удар.
Он смеется.
— Ты думаешь легко быть лучшим бойцом в мире, да?
Удар.
На этот раз я падаю на пол, не в состоянии дышать.
Отец вскакивает со своего кресла.
— Вставай, жалкий маменькин сынок, — остервенело выплевывает он.
Схватив меня за волосы, тянет вверх, пытаясь поднять. Я начинаю плакать еще сильнее. Он наклоняет свое лицо почти впритык к моему, я вижу маленькие поры у него на коже, его яркие глаза светятся безумным светом.
Мама появляется в дверях с побелевшем лицом.
— Достаточно, — умоляет она. — Пожалуйста, Игорь. На сегодня хватит. Он всего лишь ребенок.
Отец пялиться на меня, по моему ошарашенному лицу текут слезы, и сопли, тело все трясется то ли от страха, то ли от боли.
— Ты отвратителен, — говорит он и отпускает мои волосы.
Я падаю обратно на пол, но он не собирается заканчивать.
— Встать, — приказывает он.
— Пожалуйста, Игорь, — умоляет мама дрожащим голосом, в котором сквозит страх.
— Я сказал встать, — кричит отец.
Я упираюсь на руки и колени, и покачиваясь встаю. Голова немного кружится, коленки, как желе, подкашиваются, живот и ребра сильно болят, мне кажется, что я умираю.
— Сейчас же, бл*дь, руки вверх.
Я изо всех сил стараюсь не плакать, но все мое тело горит в агонии, я поднимаю руки вверх.
Отец наносит удар. Я лечу спиной и падаю в кресло, соскальзывая на пол, ударяюсь спиной.
— Встань и борись, — кричит отец.
Хныкая и ссутулившись, я смотрю с недоумением на маму. Она бежит ко мне, но не успевает. Отец схватил ее за волосы и дергает назад. Я вижу, как у нее открывается рот, но ни звука не выходит. Он отбрасывает ее в сторону, и она врезается в стену с ужасным грохотом. Я ошалело смотрю на нее, лежащую у стены, ноги широко разведены в разные стороны, что вижу ее нижнее белье.
Папа шипит на маму, как змея, называя ее плохим словом.
— Держись подальше, ведьма, для своего же блага.
Затем он поворачивается ко мне, и краем глаза я замечаю маму, ползущую ко мне по полу.
— Не трогай его, Игорь, — огрызается она.
Папа замирает с искаженным лицом до ужаса. Он поворачивается, делая к ней шаг, поднимает ее на руки, словно она тряпичная кукла, и кидает на пол. У нее начинает хлестать кровь из носа. Я не могу дышать, я даже не могу произнести ни звука. Я просто задыхаюсь с открытым ртом, как рыба на суши.
— Не вмешивайся, — говорит папа, пиная ногой маму в живот снова и снова. Она сворачивается калачиком и не издает ни звука.
— Мама! — бесконечно кричу я, но никто не обращает на меня никакого внимания.
Я с трудом
Папа хватает меня, как только я пытаюсь дотянуться до него.
— Ты плачешь? — рявкает он, и бабах, ударяет меня по голове. Мое тело поднимается в воздух, и я больше не чувствую боли, всего лишь мрак...
Что ты хочешь малышка, я все достану.
2.
Далия Фьюри
Максимальное превосходство достигается в уничтожении врагов без сражения.
Сунь Цзы
Я поворачиваю ручку и открываю дверь без стука. В комнате горит всего лишь одна лампа, которая отбрасывает длинную тень. Он сидит одетый в кресле у окна, со скрещены ногами, лежащими на низком стеклянном столике перед ним.
Наши глаза встречаются.
Его светятся в темноте, как у волка. У меня сердце замирает, колени ослабевают. Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней.
— Ты не должен был похищать мою сестру. Это подло, — говорю я, наступает гнетущая тишина.
Он не двигается.
— Как бы еще я заставил тебя вернуться ко мне?
— Это не оправдывает тебя. Моя сестра не имеет никакого отношения к нам, а ты заставил ее страдать.
— Если бы все страдания в мире могли бы быть такими же безобидными, — сурово говорит он.
— Моя мать сходила с ума от беспокойства. Она пожилая женщина и не заслужила такого обращения.
— Да? А я не чувствую себя виноватым от твоих слов.
Я вздыхаю. Похоже мы будем препираться еще долго.
— Ты мог бы просто пригласить меня куда-нибудь сходить.
— Я не хотел приглашать тебя, я хотел украсть и владеть тобой. И делать все, что я захочу.
— Почему?
Он отклоняет голову на спинку кресла.
— Не знаю, почему. Просто знал, что хочу тебя, именно с того момента, когда положил на тебя глаз.
— Это не оправдание для того, что ты сделал.
— Это для тебя, поскольку именно ты пытаешься найти приемлемое оправдание для меня. Мне не нужно оправдываться. Я не жду ничьего прощения и разрешения, чтобы получить то, что хочу. Я просто беру. Я хотел тебя и получил. Теперь ты моя, пока я не скажу иначе, и пусть небо поможет нам разобраться, что происходит между нами.
— Ты говоришь так, будто я твоя собственность.
— Так и есть.
— Нет. Я человек, — отвечаю я, но в голосе не слышится ни силы, ни осуждения, я чувствую, как тянусь к чему-то грустному и потерянному в нем. Он похож на большое озеро, полное тайн. Под гладкой, спокойной поверхностью, которого скрывается слишком многое в глубокой темноте. Многое напоминает мне трупы, такие же белые, и они пугают меня. Я хочу этого мужчину так сильно, что мне становится даже больно, как только вспоминаю, что не смогу назвать его своим. Я для него — всего лишь еще одно тело, которым он пользуется в течение месяца.