Я один вижу подсказки 7
Шрифт:
Ту-дух… Ту-дух…
Его сердце продолжало биться, пальцы сжимались в кулак, и он чувствовал, как кровь течёт по его венам.
Подобный феномен не поддаётся объяснению современной науке, ведь никто прежде не сталкивался с ним, и его можно смело назвать «синдромом отложенной смерти».
Это напоминает Тетрадь смерти, согласно которой жертва умирает через сорок секунд после того, как её имя записывается в тетрадь. Фактически, в момент записи человек уже считается мёртвым.
Казалось
Никогда прежде Мор не наблюдал столь совершенной атаки, и его охватили одновременно зависть и восхищение, но затем его поглотила горечь.
— Это было подло… — произнёс он в адрес мальчика, чья фигура всё ещё оставалась неподвижной.
— Что именно?
— Тебе нужно было дать мне хотя бы шанс…
Конечно, Мор хотел сказать совсем другие слова. В его голове роились сотни мыслей — от гнева и злости до смирения.
Только как подобрать слова, чтобы выразить всё, что он испытывал в этот момент? Ведь он чувствовал их все разом.
— Я пролил реки крови, моё имя боялись произносить вслух — это было прекрасно. И всё это ты перечеркнул одним взмахом?
Ноги патриарха дрогнули, и он тяжело рухнул на колени, затем сел, упираясь руками в землю, цепляясь за остатки гордыни.
Его грудь предательски вздымалась в судорожных вдохах. В конце концов, он и вовсе лёг — не для того, чтобы взглянуть на бескрайнее небо, а потому что последствия удара наконец настигли его.
Острая, беспощадная боль пронзила тело, разрывая его изнутри. Это было не просто ранение — тысячи, миллионы невидимых разрезов вспарывали кожу, мышцы, кости, превращая плоть в кровавую массу.
Кровь хлынула на землю, пропитывая её алым, а воздух наполнился тяжёлым металлическим запахом.
То, что осталось от Мора, уже не напоминало человека — лишь бесформенная лужа, в центре которой покоился одинокий Драконий Жемчуг.
Великий Патриарх Культа Падших был убит одним-единственным ударом.
Амарант стоял над кровавой лужей, совершенно равнодушный ко всему, настолько, что даже поток эмоций Мора остался незамеченным.
Вопросы о том, кто или что умер, для него не имели значения. Однако мелькнула одна мысль:
«Неужели я тоже был таким?»
От сравнения его передёрнуло, и он попытался утешить себя:
«Нет, я определённо был лучше…»
Хотя в глубине души знал, что был ещё хуже. После «очищения» ему уже не хотелось мерить себя с другими.
На самом деле, Амарант не стремился убивать Мора. Если бы тот вёл себя иначе и не пытался сбежать, возможно, ему оставили бы жизнь.
Только Мору было нельзя позволить уйти, ведь он мог унести с собой нечто крайне важное — человека, призвавшего его,
Его внимание, однако, было сосредоточено не на Море, а на мече в его руках — горячем и живом, словно кричащем: «Ну же… посмотри на меня…».
Этот зов исходил не от самого оружия, а был посланием отца, которого он ждал так долго. Если бы Амарант не изменился, он, вероятно, и не взглянул бы на меч, просто отбросив его и продолжив свои дела.
Сейчас же всё было иначе: меч и слова о смерти его отца заставляли его задуматься. Верил ли он в смерть богов? Нет, боги не умирают — они даже не знают, что значит не существовать.
«Ладно, посмотрю…»
Подумал он, закрыв глаза и вливая энергию в клинок. Воздух вокруг задрожал, и в его разум ворвался голос отца, глубокий, словно раскат грома:
— Амарант Дё Ля Люмьер, сын мой.
Уже первая формулировка этого послания заставила его напрячься.
«Что это ещё значит?»
«Не ты ли меня выгонял… Что же с тобой случилось, что ты звучишь так жалко?»
Амарант с трудом узнавал голос своего грозного отца. Впрочем, следующие слова всё расставили по местам:
— Пишу тебе перед смертью.
Сола говорил много. Говорят, перед смертью не надышаться, и он словно пытался выговорить всё, что держал внутри.
Его слова были сосредоточены вокруг событий давно минувших дней, будто он застрял в прошлом.
Отец объяснил, зачем поступил так с сыном, назвав это «испытанием». Специально созданные условия, в которых Амарант должен был пересмотреть свои взгляды на жизнь.
Испытание задумывалось коротким: на несколько лет, максимум на тысячу. Вот только всё затянулось.
Сола слышал каждую молитву сына. И было невыносимо слышать его боль. Однако однажды всё изменилось.
— Высшее существо спустилось в «наш мир».
«Наш мир» — понятие расплывчатое. Существует великое небытие, чёрная пустота, стремящаяся стать чем-то.
Из этого стремления рождаются крошечные колебания, порождающие вселенные. Их бесконечное множество.
Боги — существа, связанные со своей вселенной. Они могущественны в её пределах, могут управлять звёздами, повелевать людьми.
Их власть безгранична… но только в рамках их мира. За пределы своей вселенной боги выйти не могут.
И это был абсолютный предел. Не существовало ничего выше. Не существовало ранга выше божественного.
Впрочем, нечто ворвалось в этот «мир».
«Что?!»
«Разве есть что-то выше богов?!»
Он никогда не слышал ни о чём подобном. Боги были вершиной, пределом силы и власти. Только голос отца, тяжёлый и натянутый, как струна, продолжал:
— Самое ужасное, что мы не знаем, кто это. Ни имени, ни облика. Мы можем лишь догадываться о его существовании по едва уловимым признакам. Мы видим только его «тень».