Я, оперуполномоченный
Шрифт:
Когда с бумажными делами было покончено, Сидоров сказал Нане, закуривая очередную папиросу:
– Девонька моя, постарайся установить, где ребята хранят краденое. Отнесись к этому серьёзно. Не может быть, чтобы они всё сразу продали. Одной ювелирки умыкнули на бешеную сумму! За короткий срок скинуть такую уйму товара невозможно. Да и деньги они должны где-то хранить. Только за дублёнку получили бы не меньше пятисот рублей. А кожаные куртки, а обуви сколько!.. Одним словом, Нана, ты должна выяснить, где они прячут шмотки. Хотя бы одну вещь обнаружить. Понимаешь?
– Да.
– Но
– Ладно.
– Теперь ступай.
Дверь за девушкой закрылась.
– Вот тебе классический пример вербовки на компре. – Сидоров повернулся к Смелякову. – И она уже никуда не соскочит, будет бояться дела. Но если бы она понимала, что дело это – полное фуфло, то никогда бы не согласилась.
– Почему фуфло? Ведь мы взяли её с поличным!
– Взять-то взяли, но дело это – просто шантаж. Неужели ты не понимаешь, Витя? Мы обещаем ей не возбуждать уголовного дела, если она будет сотрудничать с нами. И мы не возбуждаем… А у неё, дуры, не хватает мозгов сообразить, что мы, сокрыв материал, уже не сможем никогда предъявить ей этого обвинения, потому что сами сядем за сокрытие преступления. Вникаешь?
– Получается, что такая вербовка – риск?
– Да, рискует опер, – кивнул Сидоров. – Но не рисковать мы не можем, хотя формально инструкция нам это запрещает. Но нам до зарезу нужен агент под эту группу. Без информации изнутри мы не добьёмся результата. Рассчитывать на то, что мы сейчас накроем всю их компанию и они тотчас расколются – просто глупо. Нам нужен человек внутри группы.
– Почему не расколются? Почему вы так думаете, Пётр Алексеевич?
– Не думаю, а знаю. Грузины, как правило, не ломаются. Их смертным боем лупят, а они молчат.
– Бьют? В милиции?
– Да, выколачивают из них признание. Знаешь, печёнки отбивают им, а они молчат. Я не знаю ни одного грузина, который из-за побоев сдал бы своих подельников…
– Неужто бьют? – не поверил Смеляков.
– Ещё как.
– Но ведь это…
– Да, противозаконно. Но ты поди совладай с собой, когда ты твёрдо знаешь, что перед тобой сволочь сидит, на совести которой десятка полтора грабежей, а формально доказать не можешь… Вот и срываешься порой.
– Пётр Алексеич, да как же можно? – растерялся Виктор. – Мы же на страже закона. Ведь эдак мы в гестаповцев превратимся.
– Некоторые и превращаются, – согласился капитан. – И причина тому – всё та же статистика, по которой нашу работу оценивают.
– Но ведь выколотить признание можно даже у невиновного.
– Можно. Выколотить можно всё…
Нана регулярно отзванивалась, докладывала, с кем встречалась, о чём разговаривала. Но никакой полезной информации от неё получить пока не удалось.
– Может, взять их, когда будут наркотой баловаться на квартире? – раздумывал капитан. – Про такие посиделки она всякий раз сообщает нам… Хотя нет, нельзя.
– Почему?
– А кому привяжешь наркоту? Всей компании? Нет, так сказать, объекта вменения.
– А может, взять их на приобретении наркоты, как Нану? – предложил Смеляков.
– Так они не сами ходят, а посылают вот таких, как Нана. Да и другое это дело, не кража. Ну накроем мы их с анашой, а как притянем к Забазновским? Улики нам требуются, неопровержимые улики…
Через две недели Нана позвонила заметно взволнованная:
– Пётр Алексеевич, сегодня Месхи вернулся из Тбилиси. Он был в куртке Милорада Забазновского.
– Спасибо, девонька, спасибо. Но это точно куртка Забазновского?
– Да, я помню её, хорошо помню.
Сидоров звонко опустил трубку на рычаг.
– Надо хапнуть его в этой куртке, – сказал он, отирая ладонью потную шею, – дать Забазновскому, чтобы он померил её и опознал. Если опознает свою куртку, то дело, считай, сделано.
– Значит, задерживаем Давида?
– Да, будем брать. Даже если Месхи будет отпираться, всё равно мы зафиксируем, что краденая куртка на нём. В любом случае, мы можем приобщить её к делу.
Сидоров забарабанил пальцами по столу, потянулся к лежавшей перед ним пачке «Беломора» и тут сказал:
– Нет, ни хрена из этой идеи не выгорит.
– Почему?
– Да он скажет, что Милорад подарил ему эту сраную куртку. И точка.
– А Забазновский подтвердит, что не дарил её.
– Слово одного против слова другого. Нет, Витя, не будем пока трогать Давида. Потерпим, – решил капитан и чиркнул спичкой. – Давай направим запрос в Тбилиси. Раз Месхи мотается туда постоянно, он там наверняка что-то сбывает. Вполне мог и засветиться где-нибудь. Хорошо бы не просто запрос, а шифровку…
– А что в ней особенного?
– Шифротелеграмма это такой документ, на который ты обязан дать ответ максимум в течение десяти дней. Очень строго, проволочек никаких. Все на уши встанут, но ответ дадут исчерпывающий. Иначе головная боль будет.
– Пётр Алексеич, я на Петровке с одним опером познакомился. Может, попробовать через него?
– Рискни. Авось получится… Надо проверить Месхи по месту жительства, выяснить, не привозил ли какие-нибудь вещи, не дарил ли подарков знакомым или родственникам.
Шифровку отправили в Тбилиси на следующий день, а когда пришёл ответ, Виктор был вне себя от радости.
– Пётр Алексеич, есть результат! Месхи подарил матери очень дорогое кольцо с брильянтом. У неё был день рождения, он приехал поздравить её, подарил кольцо. По описанию оно похоже на пропавшее из дома Забазновских.
– Да, это чертовски хорошая новость, – засиял Сидоров. – Мы сдвинулись с мёртвой точки. Передай эту информацию следователю, пусть направляет отдельное поручение в МВД Грузии, чтобы они изъяли у матери Месхи это кольцо и допросили её, когда и при каких обстоятельствах драгоценность попала к ней. Всё просто чудесно, Витя. А мы тем временем задержим Давида, изымем куртку Забазновского и проведём обыск на квартире. Теперь можно. Теперь он не улизнёт…