Я, опять я и еще раз я
Шрифт:
Миссис Уитни?! Ева от души возблагодарила бога и позволила себе расслабиться. Она с ужасом ждала от майора признания в том, что он сам пользовался услугами прославленной клиники.
— Да-да. Извините, сэр.
— Моя жена, как вы, наверное, понимаете, предпочла бы не предавать этот факт огласке. Хочу просить вас в качестве личного одолжения, лейтенант: если вы не увидите прямой связи между… гм… косметическими процедурами миссис Уитни, — проговорил он с явным смущением, — и вашим расследованием, держать эти сведения, как и данный разговор,
— Безусловно, майор. И я не вижу абсолютно никакой связи между упомянутыми… гм… процедурами и убийством Уилфрида Айкона-старшего. Если это ее успокоит, прошу вас уверить миссис Уитни в моей полной лояльности.
— Я так и сделаю. — Он прикрыл веки и прижал пальцы к глазам. — Она мне покою не дает, названивает по телефону беспрерывно, с тех самых пор как услыхала об этом в новостях. Тщеславие, Даллас, обходится чертовски дорого. Так кто же убил Доктора Безупречность?
— Сэр?
— Анна упомянула, что медсестры любовно называли его этим прозвищем. Он известен своим стремлением к совершенству и требовательностью ко всем, кто с ним работал.
— Любопытно! И это вписывается в общую картину того, что я уже о нем узнала.
Решив, что личный аспект беседы исчерпан, Ева поднялась на ноги и представила свой рапорт.
Ева ушла с работы и направилась домой, когда смена давным-давно закончилась. Ничего из ряда вон выходящего в этом не было. А в отсутствие Рорка ее и вовсе не тянуло домой. Там никого нет, кроме этой занозы в ее заднице — Соммерсета, дворецкого Рорка.
Он, конечно, отпустит какое-нибудь замечание, думала Ева. Насчет того, что она опять опоздала, а его не проинформировала. Как будто она стала бы с ним разговаривать по доброй воле! Он, вероятно, усмехнется и поздравит ее с тем, что ей удалось добраться до дому, не запачкав рубашку кровью.
Ну, на это ей есть что ответить. О да! Она скажет: «Еще не вечер, кретин». Нет, лучше: «Кретинская твоя рожа». Да, она так и скажет: «Еще не вечер, кретинская твоя рожа. Как врежу по сопатке, вот и будет кровь у меня на рубашке».
Потом она начнет подниматься по лестнице, остановится, как будто что-то вспомнив, и добавит: «Нет, погоди, откуда у тебя взяться крови? Если я тебе врежу, вся измажусь в липкой зеленой жиже».
Ева развлекала себя вариациями на эту тему, оттачивала свои реплики всю дорогу до дому.
Ворота открылись перед ней, свет вспыхнул автоматически, освещая петляющую по территории подъездную аллею.
Дом… То ли крепость, то ли замок, то ли сказочный дворец, теперь со всеми своими башенками, выступами и террасами, вырисовывающимися на фоне хмурого неба, он стал ей домом. Окна, бесчисленные светящиеся окна приветствовали ее, разгоняя мглу осеннего вечера. Никогда в ее жизни такого не было, пока в ней не появился Рорк.
Она и не думала, что в ее жизни будет что-нибудь подобное.
Любуясь домом, огнями, мощью и красотой того, что он построил, того, что он создал, того, что он ей
Можно съездить навестить Мэвис. Кажется, ее подруга, звезда эстрады Мэвис Фристоун, сейчас в городе. Но она беременна, и срок уже большой, прикинула Ева. Если она поедет к Мэвис, первым делом ей придется пройти крестный путь: класть ладонь на ее живот, выслушивать рассказы о том, как протекает беременность, рассматривать пугающе маленькие одежки и какие-то непонятные предметы, необходимые ребенку.
Ну, а потом все пойдет хорошо, все будет просто отлично.
Но она чувствовала себя слишком усталой, чтобы сперва прыгать через обручи и лишь потом переходить к хорошему. И вообще, у нее еще есть работа.
Ева схватила набитую под завязку сумку с дисками и распечатками файлов, оставила машину у входа — главным образом, чтобы позлить Соммерсета — и направилась к крыльцу, предвкушая, как обрушит ему на голову весь запас отточенных в пути оскорблений.
Она вошла внутрь, окунулась в тепло, свет и благоухание большого холла. Решительным жестом она сорвала с себя куртку и перебросила ее через столбик перил — еще один маленький выпад против Соммерсета.
Но он не выполз, как ядовитый туман, из ниши в стене или деревянной оконной рамы. Странно. Он всегда выползал, как ядовитый туман, из той или иной щели. Ева растерялась, потом разозлилась, потом даже встревожилась: уж не упал ли он замертво в ее отсутствие?
И тут ее сердце забилось часто-часто, по коже побежали мурашки. Она подняла голову и увидела Рорка на верхней площадке лестницы.
За неделю со своего отъезда он просто физически не мог еще больше похорошеть, но Еве показалось, что он стал прекраснее прежнего.
Его лицо, излучавшее силу, властность и красоту, падшего, но не раскаявшегося ангела, было обрамлено густыми черными волосами. Его губы — чувственные, неотразимые — улыбнулись, когда он начал спускаться к ней по лестнице. А его глаза — немыслимо, ослепительно синие глаза — пригвоздили ее к месту.
Ева ощутила слабость в коленях. Глупо, глупо, сказала она себе. Он был ее мужем, она знала его всего. И все же стоило ей взглянуть на него, как колени у нее подогнулись от слабости, а сердце запрыгало в груди.
— Я не думала, что ты дома, — растерянно проговорила она.
Он спустился по лестнице и остановился у подножия, удивленно подняв бровь.
— Я с некоторых пор всегда возвращаюсь домой!
Ева уронила сумку и бросилась ему на шею.
Его вкус — это был вкус дома, сердечно приветствующего ее. Ощущение его тела — сильных мышц, гладкой кожи — возбуждало и одновременно успокаивало ее.
Ева начала принюхиваться, как щенок, и уловила запах мыла. Он только что принял душ, сообразила она, пока ее губы жадно искали его губ. Снял деловой костюм и облачился в джинсы и пуловер.