Я останусь

Черная Лана

— Спасибо, мои хорошие, — отстраняюсь, широко улыбаясь и подрагивая от предвкушения встречи, — только…

— Фил еще не появлялся, а папа уехал два часа назад и не вернулся пока, — выдает Ритка, делая вид, что разглядывает ноготки.

Киваю.

— Фил… — закусываю губу, даже не представляя реакцию друга.

— Фила я возьму на себя, — вклинивается Розетта, хитро сощурившись.

— Все, иди, — выталкивает Пашка. — И не гони сильно, слышишь?

Я машу девчонкам и, не оглядываясь, сбегаю по ступенькам. Гроза вспыхивает, ослепительными

зигзагами рассекая черное небо. Ветер вплетается в волосы, растрепывает.

Пашкиного «зверя» я нахожу в два счета: черный, массивный, с покатыми боками и очень легкий в деле. На нем спокойно и безопасно, хотя ощущение скорости сумасшедшее. Как будто и не на мотоцикле, а в самом ветре, сливаясь с током воздуха.

Дождь настигает меня у съемной квартиры Игоря, обрушивается теплой стеной. Я вымокаю до нитки прежде, чем скрываюсь в подъезде. Не дожидаясь лифта, вбегаю по ступеням, перепрыгивая через одну, ощущая, как рвется из груди сердце.

И невозможно отдышаться, пока палец давит на пуговку звонка. Звон открывающегося замка оглушает. Я замираю и даже перестаю дышать, потому что не могу поверить, что через секунду увижу его, самого родного и единственного мужчину.

Предвкушая его реакцию, расплываюсь в улыбке, но уже через мгновение распахивается дверь и улыбка стекает с лица.

— Фил?

— Здравствуй, Мари, — и жестом приглашает войти.

– Что ты здесь делаешь? – замираю на пороге, не в силах его переступить. Непонимание стучит в висках. Фил в квартире Игоря. Нелепость какая-то. И непонимание вдруг сменяется тревогой, безотчетной, подталкивающей вперед. И я буквально влетаю в квартиру, чуя неладное. Не может быть, чтобы Фил заявился к Игорю. Зачем? Отношения выяснить? За три часа до свадьбы? Ерунда какая-то. В гостиной пусто. И в спальне. Все так, как и было, когда я сбежала. Сердце пропускает удар. Неужели…уехал? Или…я осекаю опасные мысли. Разворачиваюсь на пятках и врезаюсь в поджарое тело Фила.

– Мари, переестань носиться по квартире, и давай уже поговорим.

Киваю. Да, Фил, давай поговорим. Слишком много вопросов накопилось у меня, но сперва самое главное.

– Фил, где Игорь? – голос звучит жалко, да и я выгляжу жалко: промокшая, подрагивающая от необъяснимого страха.

– В тюрьме, - выдыхает Фил, а я оседаю на пол. Фил не успевает среагировать и я больно ударяюсь о паркет, но что мне боль, когда в душе противно сквозит. – Мари! – орет тревожно, приседая рядом, пытаясь меня поднять. И я тут же оказываюсь на чьих-то руках.

И знакомый голос ругается матом, переходя с французского на русский. А я ничего не понимаю. В голове бьется только одна мысль: Игорь в тюрьме. Как? За что?

– Вишневская! – знакомый требовательный окрик выводит из ступора. Вскидыаю голову: надо мной, засунув руки в карманы брюк, хмурой тучей навис Тимофей Аристархович собственной персоной. – Хватит бока отлеживать, Вишневская! У меня друг в тюрьме из-за тебя, а ты тут в обмороки падаешь, как барышня кисейная, - и морщится так, будто дерьма сожрал.

–

Тимыч, прекращай Машку пугать, - а этот здесь откуда?

– Ванька? – выдыхаю изумленно. Зубин скалится белозубо и подмигивает, показывая, мол, все под контролем. Я резко сажусь, обнаружив себя на диване, и окидываю взглядом таких разных мужчин, собравшихся под одной крышей ради того, от кого я сбежала. Глупая Машка. Но взгляд упорно возвращается к Тимофею, раздраженному донельзя.

– Почему из-за меня? – спрашиваю в его прямую спину.

– Ой да не слушай ты его, - вмешивается Ванька.

– Иван! – обрывает Ваньку старший брат. Еще один друг. Похоже, вся команда в сборе. Только вот Фил никак не вписывается во всю это компашку. Но об этом не сейчас.

– Почему из-за меня? – настойчиво повторяю свой вопрос.

Тимофей оборачивается мягко, точно и выверенно, как хищник, высмотревший, наконец, свою добычу. Нервно сглатываю, вцепившись пальцами в края дивана. Таким Аристарховича я еще не видела. Все его тело дышало силой, вся его суть пылала ненавистью, полыхающей в темных глазах. Ненавистью ко мне.

– Ты сломала его, - говорит, приближаясь медленно. – Ты сделала то, что его суке-жене не удалось. Вывернула кишками наружу. Ноги вытерла. Бросила подыхать, а сама…

– Тим, - это уже Фил.

Но я не обращаю внимания на попытки друга. Друга? Чьего только? Неважно. Не сейчас. Не разрывая взгляд, поднимаюсь на негнущихся ногах. Злость и обида ярятся внутри, сплетаясь в тугой узел.

– Сломала? – усмешка кривит губы. – Сломала, говоришь…

Аристархович смотрит пристально, в самую душу, оголяя каждый нерв. Как же Пашка с ним живет? Он же…даже слов не найдется. Да с ним рядом страшно находиться. Растопчет и лица не запомнит, переступит и дальше пойдет. И плевать ему на меня и мои доводы. Душу перед ним разложить? Дудки.

– Может, тебе рассказать, что это значит – сломать? – я стою совсем близко, руку протяни. Ему ничего не стоит сжать мою шею, если я только посмею сказать то, что собираюсь. И этот сломает к чертовой матери. – Я расскажу. Расскажу, как она на стены кидалась. Как волосы на себе рвала, как выла по ночам, сбивала в кровь руки. Расскажу, как с крыши сигать пыталась. Расскажу, как собственную сестру едва не загрызла, потому что та не пускала ее к тебе, - сглатываю, ощущая, как вокруг нас клубится и звенит тишина. Оглушает, пугает. И в этой тишине отчетливо слышно рваное дыхание хищника напротив.

– Мари! – ревет Фил, предостерегая. Но меня не остановить. Я слишком хорошо помню сломленную Пашку. Но только теперь складываю два и два и получаю правильный ответ. Все те муки, весь тот ад, в котором она жила несколько лет – из-за него.

– А ты…ты не спрашивал, откуда у нее шрамы? У нее же все тело в шрамах, - хриплю, съеживаясь под тяжелым, вынимающим душу взглядом. – Все тело. Хочешь расскажу, откуда?

– Ты… - выдыхает Тимофей и в ту же секунду между нами вырастает высокая фигура моего блондинистого друга.