Я останусь
Шрифт:
— А…
— Увидишь, — перебивает на полуслове.
Фыркаю недовольно, но кто меня слушает, ведет вот за собой, переплетя пальцы. А ладонь у него горячая и сильная. Кожа шершавая, щекочет, рождая табун мурашек. Я смотрю, как переплетены наши пальцы: смуглые его с красивыми ухоженными ногтями и тонкие белые мои. Странное ощущение правильности поселяется внутри, что не хочется их расцеплять. И я позволяю себе рассмотреть своего соседа поближе, пока он отвлечен на дорогу; выискиваю новые, едва уловимые черты. Руку протяни, коснуться можно его острой скулы с белесым штрихом шрама; его темной щетины, совсем короткой и наверняка колкой, как и он сам; тонкой венки на виске, выстукивающей пульс, или попробовать разгладить паутинку морщинок у
И тут же оказываюсь пойманной с поличным.
— Любопытной Марусе нос определенно не дорог, — и, щелкнув меня по кончику носа, вталкивает в распахнутую дверь.
Сгорая от стыда и глотая возмущения с намерением высказаться, когда мне дадут отдышаться, торопливо иду впереди, но сосед перехватывает мою ладонь, и я вдруг остро понимаю, что мне не хватало его руки эти считанные мгновения. Щеки пылают и наверняка уже красные, что помидор. Но деваться некуда. Короткий коридор, лестница, снова дверь, коридор и лестница, пролет за пролетом. Марш-бросок просто. Я успеваю запыхаться и заподозрить неладное: куда мы так высоко взбираемся? Где-то на задворках сознание ворочается липкий противный страх, но мягкий голос соседа не дает ему вылезти наружу. И я цепляюсь за него. Выдыхаю, когда мы останавливаемся у черной двери. И судя по тому, что соседушка мой никуда меня больше не тянет – мы достигли конечного пункта. Ура! Теперь можно и побушевать, а то распоясался мой безымянный сосед, спасу нет. И ничего, что я сама ему навязалась – терпеть его наглость я не намерена.
— Знаешь что, — начинаю, уперев руки в бока.
— Игорь, — снова бесцеремонно перебивает меня этот наглец.
— И? — надо же! Они соизволят именем обзавестись. А мне и без него неплохо: выбросить из головы проще. Хотя куда уж «проще», с такими-то внешними данными он мне покоя точно не даст. Как минимум во сне, а как максимум… И чувствуя, как щеки снова начинают гореть, запихиваю свою фантазию в самый дальний угол сознания. Разбушевалась она не на шутку с этим соседом, зараза. — С чего вдруг?
— Имя располагает партнера к доверию, Марусечка, — совершенно серьезно отвечает сосед Игорь. И не дав опомниться, выводит на площадку, притаившуюся за черной дверью. Но стоит мне шагнуть за порог, как я отшатываюсь назад. Бежать! И как можно быстрее!
Глава 3.
3. Декабрь.
Зажмуриться и дышать. Медленно, контролируя каждый вдох. Отвратительная слабость парализует мышцы, в животе растет и ширится здоровенный булыжник, а фантазия уже подкидывает «прекрасные» картинки будущей встречи с высотой. Ладони холодеют и дыхание сбивается. Паника холодным потом стекает по спине. Назад. Всего один шаг. Бежать. Но я не могу. Дрожь расползается по телу, судорогами выкручивает мышцы. Стискиваю зубы до скрежета, до боли сжимаю пальцы. И дышу. Ничего не случится. Под ногами твердая поверхность. Надо просто не смотреть вниз. Не смотреть вниз. Я открываю глаза с осторожностью канатоходца. И сталкиваюсь с внимательным лицом соседа. Он не весел. В прищуренных глазах тревога.
— Тебе плохо? — спрашивает, уверенными движениями ощупывая меня и сжав запястье. Пульс проверяет, что ли? И, похоже, ему не нравится услышанное. Качает головой. — Что с тобой, Маруся? — и беспокойство в голосе самое настоящее. Сглатываю.
— Все в порядке, — и натягиваю на лицо улыбку. Игорь не верит – сомнение читается в его янтарных глазах – но принимает мой ответ. И облегчение расслабляет мышцы. Все будет хорошо. Не хватало еще, чтобы он прознал о моем страхе. Никто не в курсе и ему незачем. Главное, пережить этот вечер и побыстрее убраться с этой верхотуры.
Но у моего соседа,
— Будет эффектно, — улыбается Игорь. И глаза его светятся диким огнем эйфории. И адреналин наверняка заглушает все доводы разума. Со мной такое бывало, только без высоты. С ней у нас особые отношения. Я избегаю ее, а она не раскрывает мне свои объятия. Но сегодня, кажется, придется нарушить наш негласный договор. — Поразишь своих друзей в самое сердце, — а сейчас в тоне насмешка. Она отвлекает от тревожных мыслей, дает короткую передышку.
— Каких друзей? — хрипло от страха.
— Тех, что сейчас наверняка не верят Ивану, что ты пришла.
И позволяет мне увидеть пеструю стаю девушек и парней, далеко внизу под всем этим веревочным безобразием. Я не подхожу к парапету, даже с места не двигаюсь, но в некоторых голосах узнаю тех, с кем встречаться не захотела бы даже под угрозой смерти. Что они здесь делают?
— А как же юбилей парка? — спрашиваю задумчиво, соображая, что Ванька меня обманул. Хитростью заманил на вечер встреч выпускников интерната, где я провела пять лет своей жизни. Зубин собрал всю нашу группу. Он-то всегда был душой компании, а я не дружила ни с кем, кроме него. К чему это все? Да еще именно сегодня?
— Я так и подумал, что ты не горишь желанием с ними встречаться, — голос Игоря выдергивает из оцепенения. — Я оказался прав, — с грустью. — Тогда предлагаю побег. Они не узнают, а вечер длинный.
— Дудки, — выдыхаю, сжав кулаки. — Эффектно, говоришь? — ощупывая снаряжение.
— И безопасно, — каким-то седьмым чувством почуяв, от чего я так напряжена, добавляет Игорь. Киваю. — Все будет хорошо. Я буду с тобой и не отпущу.
Я лишь киваю, уже мало что соображая. Все куда-то улетучивается, остается лишь безумный коктейль из любопытства, отчаяния и влечения. Невесть откуда взявшееся желание верить Игорю, кем бы он ни был. И полное отсутствие страха. Ни перед Игорем, точными движениями упаковывающим меня в специальное снаряжение, ощупывающим, затягивающим узлы. Ни перед теми, кто стоит внизу и уже не сводит глаз с нас. Ни перед высотой, которая вдруг поманила. Я не боюсь, слушая вполуха голос Игоря, ощущая его крепкие руки и как в тумане наблюдая, как он защелкивает карабины, сцепляя нас. Страха нет, даже когда мы стоим на краю площадки. Только предвкушение и сногсшибательное чувство близости, опаляющее шею горячим мужским дыханием.
И хриплый шепот:
— Не бойся, я с тобой…
И шаг в бездну. А потом внезапно разрушивший все преграды дикий, сковывающий тело страх. И дрожь, паника. И мой крик, сорвавшийся на хрип. Зажмуриться, сжаться. А потом пальцы в волосах, больно потянувшие назад, запрокидывая голову. И жаркий шепот в самое ухо:
— Смотри! Ну же!
Я распахиваю глаза, все это время крепко зажмуренные, и что-то сдвигается у меня внутри, закручивается, и сердце радостно рвется в груди. Я парю! И вокруг призрачной дымкой кружат звезды. И в этом золотистом вихре нет больше ничего, кроме сильных рук, обхватывающих меня за талию, хриплого смеха над головой и пьянящего ощущения невесомости.
Вот она — моя персональная свобода. Дурманящая, пахнущая безумием и мужчиной рядом. Захватывающая, которую хочется испытать снова и снова. Получить в свое безраздельное владение, поселить в одинокой душе и ни с кем не делиться, разве что с тем, кто ее подарил. Теперь я понимаю близняшек, сходящих с ума от этого места.
Я прихожу в себя уже на земле, вернее, еще на одной площадке, когда с меня снимают снаряжение. Я мечтательно улыбаюсь, задирая голову и всматриваясь в черты площадки, откуда мы упали. И дух захватывает – еще несколько секунд назад мы стояли там, наверху. А теперь мы покорили бездну. Я покорила высоту и собственный страх, даже не заметив, как мы съехали вниз. А в воздухе парка до сих пор кружат невесомые звезды.