Я отвечаю за свою страну
Шрифт:
Это был последний поворот мысли, после которого Федоркова окончательно сморило.
Проснулся Павел поздним вечером. Причудливая полоса заката вишневого цвета растаивала, малиново-шафранные тона переходили в палевые, затем в сиренево-серые краски.
Павел вспоминал приснившееся. Сначала чудный сон снился, потом винегрет какой-то пошел. Однако к Пырсиковой надо сходить, потолковать насчет того, что Журавлев подсказал.
…Зинуля уже готовилась к закрытию магазина, торопила покупателей. Заметив участкового, совсем расшумелась:
— Выходите живей! Кому говорю, бабы? Закрывать буду.
Федоркова
— А у меня приятная новость для вас, Павел Федорович. — Зинуля чуть ли не взяла его под ручку и, продолжая загадочно улыбаться, повела за собой. — Вот, смотрите, — наклонилась, вытащила откуда-то из темноты и поставила на прилавок кирзовый сапог примерно сорок пятого размера.
— Это что? Уж не подарок ли мне от работников прилавка?
Но Зинуля не успела уловить раздражения в его голосе — она старалась сделать ему приятное. Засунула руку в раструб голенища и вытащила оттуда пустую бутылку из-под перцовки, огрызок пряника и замусоленный спичечный коробок.
— Пришла нынче утром, Павел Федорович, гляжу — сапог один с полки свесился. У меня три пары таких осталось, никто не берет. Подняла его, а из него бутылка вывалилась. А спичечный коробок я уж после в другом нашла. Тут он выпивал, паразит. Видите, Павел Федорович, коробок мазутом воняет. Это какой-то тракторист был.
Федорков понюхал коробок. От него действительно пахло каким-то нефтепродуктом, скорее всего соляркой. Сердце его забилось: наконец-то появились первые зацепочки.
— Зинуля! — воскликнул на радостях Павел. — Дай я тебя обниму! Дорогуша, у тебя талант криминалиста.
Шутливо расставил руки, но Пырсикова так шустро и охотно подалась всем телом в его объятия, что он был вынужден несколько придержать свой порыв.
— Как бутылку вынимала? За что бралась?
— Только за горлышко.
— Молодчина, — похвалил Федорков.
Аккуратно, двумя пальцами — большим и указательным, приподнял бутылку на свет, посмотрел. Так же тщательно осмотрел недоеденный пряник и пустой спичечный коробок. Затем в присутствии понятых оформил протокол, старательно запаковал все в картонную коробку из-под ботинок, увязал бечевкой. Через полчаса из пункта охраны порядка докладывал по телефону Журавлеву о находках.
— Так, так, — оживился тот. — Кое-что есть. Завтра жди Андреева. Пришлю за пакетом. Побыстрей надо на экспертизу все отправить.
— Юрий Степанович, от коробка соляркой здорово несет.
— Вот видишь. Все проверять надо, времени не теряйте. Ты вот что… До обеда с Андреевым разберись и потом свяжись с Кузнецовым. Я ему скажу, чтобы всех судимых проверил и тебе сообщил.
Утро выдалось холодным и ветреным. Казалось, над землей носился не один, а несколько ветров. По оголенным рощицам и заборьевским садам, по выгонам крутились, сталкивались друг с другом осенние вихорьки. Они порывисто, с кочевничьим свистом влетали в кроны деревьев, трясли, гнули, теребили ветви, осыпая землю последними монетками покрытых крапинками листьев.
Преодолевая сопротивление ветра, его неожиданные финты и толчки, Федорков трижды пробежал по освоенному маршруту. На занятия с гантелями и гирями времени уже не оставалось. Надо было позавтракать и торопиться
— Чего приспичило ни свет ни заря, ненаглядный ты мой? — заверещала она, увидев Федоркова. — Делал ли кто из нашего села дорогостоящие покупки? Нинка Матренкина трюмо купила, Голощековы — диван. Оксана Малашук — отрез кримпленовый…
— Да подожди ты, застрекотала. Какие же это дорогостоящие?
— Ух ты… чего ж в нашей потребиловке на тыщу купишь?
— Ну, не в нашей. Я ж говорю вообще… из жителей села кто приличную сумму затратил?
— А-а, вон вы про что… Пустое это дело. Не с той стороны, Павел Федорович, вы с Журавлевым заходите. Ты все гадаешь, какой ухарь выручку взял. Да разве он чокнутый, чтоб сразу тратить их прямо там, где живет. Иль воры дорогу в сберкассы не знают?
Ничего не прояснилось с кражей. Пасмурно было на душе. И день с утра был пасмурный. Вот она, полоса неудач. Когда Федорков ставил мотоцикл на место, окинул взором двор, но почему-то не обнаружил гантелей на месте.
— А куда мои гантели подевались, Лукинична?
— Да Семка, чертенок, опять тут крутился. Он их брал раза два. Я его уж стропалила — не бери без спросу. Попользовался — положи на место. Опять, должно, уволок. Озорной мальчонок растет. Какая из него детинка образуется, одному богу известно. Безотцовщина.
— А чего Семка-то не на уроках?
— Кто его знает. Появляется он на них, как ясный месяц…
— Ну, хорошо, Лукинична. Я принесу гантели, а ты крепкого чайку завари.
Минут через двадцать Федорков направился к дому Нюшки Полуниной, который виднелся сквозь оголенные ветлы в проулке, усадеб через шесть от дома Лукиничны.
Нюшка нажила рыжего Семку по вольготному делу. Подросток рос на улице, по характеру — оторви да брось, учиться не хотел. Тянули его из класса в класс педагоги силком, застревал раза два на второй год. Семка любил в школе только два предмета — рисование и историю. По остальным выше троек оценок не получал.
У Павла с Семкой дружба. Он его пытался наставить на путь истинный, но чересчур уж запущенный отрок. А ведь способный, сметливый, до ПТУ бы дотянуть…
В красных резиновых женских сапогах с кисточками-помпончиками на голенищах, в материнской же замурзанной куртке-болонье, Семка крутил рыжей непокрытой головой, целился из лука в какую-то фигуру на большом листе бумаги, прикрепленном на двери сарая. Лук у Семки был сделан, видно, из гибкого и упругого стебля черноклена, синхронно пружинил с натянутой тетивой. Пущенная Семкой стрела летела точно в цель, но крутил порывами ветер — и стрелу относило.
— Правей бери! Правей!
Павел заторопился, его охватило мальчишеское чувство свободы, азарта, отголоски ушедшего детства.
Семка обернулся и сказал шепелявым голосом:
— За гантелями? Я верну… дядя Пас. Первый раз, сто ль? Тебя же не было, дядя Пас…
— А Лукинична?
— Она не разресает, дядя Пас…
— Не зови меня дядей Пашей. Я как учил? По уставу зови — товарищ лейтенант. А ну-ка, посмотрим, в кого это ты стреляешь, Семка! Ага, мишень из клубной афиши сделал?