Я пас в СССР!
Шрифт:
— Не, дед, больше не пойду! Сам ведь говоришь, что во всем нужна умеренность и умение не зарываться и вовремя остановиться! — На дедов надейся, а самому тоже придется голову поломать, ладно, у меня послезнание есть, что-нибудь придумаю! — Тебя сейчас разберет как обычно, тем более со второй, бабка нашу схему на раз выкупит! И фигушки, всю малину нам обломает! Будешь потом опять помирать, а всё, лавочку прикрыли.
— Смотри мне, Ванька! — Погрозил дед пальцем. — Не знаю, с какой такой компанией ты в Нягани водился, но тут я за тебя в ответе! И вся наша семья, так что прежде чем сотворить чего, ко мне приди и посоветуйся, нам только уголовников в семье не хватало!
Глава 13
'Этот закон давно известен
Не интересен мир без песен
Но если даже дождь идёт с утра
Надо чтоб люди точно знали
Нет оснований для печали
Завтра всё будет лучше чем вчера
Проснись и пой! Проснись и пой!
Попробуй в жизни хоть раз
Не выпускать улыбку
Из открытых глаз
Пускай капризен успех
Он выбирает из тех
Кто может первым
Посмеяться над собой
Пой засыпая, пой во сне, проснись и пой!'
Задорно распевала Лариса Мондрус в проводном радиоприемнике на кухне, ярко освещенной лучами утреннего солнца. А мы всей семьей сидели и завтракали, недавно проснувшись и умывшись. Вернее, это мы с мелкой недавно, мама встала рано, подоила корову, принесла полный подойник молока, процедила его через марлю и разлила по банкам, а затем в холодильник. Ещё и стол накрыла.
Вот по поводу нашего питания — жили мы очень хорошо. Конечно, если сравнивать с супермаркетами двадцать первого века — ассортимент нашего холодильника проигрывал бесповоротно, не было такого разнообразия. Зато морозильник забит свининой, говядиной и лосятиной (родственникам-браконьерам спасибо), мёд, варенье, свои овощи (ну ладно, не совсем свои, тоже от бабушек-дедушек помощь, мы после нового года переехали в село, не успели ничего вырастить). Теперь понятны жалобы воспитательницы, что Саша в садике плохо ест — после пельменей у бабушки и варенья ложками, немудрено.
С такой базой и грядущие девяностые можно пережить, ведь продразверсток и раскулачивания не предвидится, как в Гражданскую. Я был доволен и чесались руки — разнообразить наше меню, с таким изобилием — грех не кашеварить, не всё у родственников по вечерам харчеваться, как мы с Сашей приспособились. А уж готовить я и умел, и любил, не говоря уже про пожрать. И в той жизни не жаловался на отсутствие аппетита, а сейчас вообще — словно черная дыра в желудке, сколько не закидывай, через несколько часов опять голодный.
Только заживающий ожог на правой, забинтованной руке — останавливал от того, чтоб немедленно приступить к готовке. О нет, мы совсем не голодали, мама готовила и вполне съедобно. Пару раз в неделю варила здоровую кастрюлю какого-нибудь супа, борща или щей (не жалея мяса), вторые блюда тоже не поражали разнообразием — картошка или макароны, зато с котлетами. Ей банально было некогда простаивать часами у газовой плиты, чтоб потчевать чад разносолами разнообразными, не голодные —
'Всё позабудь что миновало
Всё, что упало то пропало
Всё, что ушло обратно не вернёшь
Только туда и нет обратно
То, что сейчас невероятно
Завтра наверняка произойдёт
Проснись и пой! Проснись и пой!'
А определённо, эта веселая и оптимистичная песенка гармонирует с сегодняшним солнечным утром! Как и тот кусок радиопрограммы, который нам довелось услышать — нет тут новостей с душераздирающими подробностями про теракты, дтп и прочие техногенные и рукотворные катастрофы, с утра вгоняющие в депрессию и нежелание выходить из дома. Бережет советское правительство психику своих сограждан…
Мама не ест и не пьёт чай, успела уже на ходу перехватить, подперла рукой щеку и за нами наблюдает, отдыхает перед рабочей сменой. Саша и за столом не может усидеть спокойно, у неё словно энерджайзер с утра включается, вот и сейчас тараторит, одновременно отчаянно болтая ногами и ерзая на стуле. А я занимаюсь тем, что ножом отрезаю пласты сливочного масла и тщательно, с чувством, с толком, с расстановкой — намазываю его на прямоугольники «юбилейного» печенья. Затем над сахарницей обсыпаю сахаром, сверху накрываю второй печенькой и получившиеся сладкие бутерброды ем сам, запивая чаем и младшую кормлю. Та аж как галчонок тянется к готовому, млеет, что я за ней ухаживаю.
Мама смеется:
— Ваня, ты прямо как каменщик с мастерком! Так ровняешь масло, как кладку кладешь, отвеса только не хватает!
— Зато смотли, как класиво! — Заступается за меня Саша и тут же распоряжается. — Ванечка, мне ещё одну и хватит!
Тоже расплываюсь в улыбке — я уже Ванечка, дорогого стоит! Ну а мама вообще довольнехонькая — в семье мир и идиллия. Она уже и с тем фактом, что на второй год остаюсь — смирилась, к тому же — пообещал, что возьмусь за ум в следующем учебном году. А также мое стремление найти работу, мир с сестрёнкой, постоянные и ненавязчивые попытки ей помочь — весьма способствует её хорошему настроению.
— Идите уже, а то в садик опоздаете! — С напускной строгостью выпроваживает она нас из-за стола.
Проводить Александру Александровну до детского сада — ничуть не легкая и увеселительная прогулка, за ней глаз да глаз нужен, настолько она реактивная и непредсказуемая. И не задуматься — Саша не умолкает, междометиями «угу», «ага» и «да что ты говоришь» в разговоре с ней не отделаешься. После пары инцидентов, когда она один раз вдруг спрыгнула с дощатого тротуара и вломилась в заросли сорняков, нацепляв на себя прошлогодних репьёв, а в другой чуть не сверзилась с мостика в речку — на полном серьезе раздумывал, как приспособить на неё шлейку с поводком, для выходов на улицу. Только опасение быть непонятым остановило, поэтому всю дорогу держусь начеку и смотрю в оба, не забывая отвечать на многочисленные вопросы.