Я переиграю тебя. Реванш
Шрифт:
У меня нет ответа на этот вопрос. Есть только очередная порция боли.
– Каролина, я уверена, Дмитрий просто задерживается на работе.
– Бога ради, не надо мне ничего говорить, – не знаю, откуда нахожу в себе силы прозвучать четко и громко. Наверное, черпаю их в еще одном сочувственном взгляде, который бесит меня до зубовного скрежета. – Иди спать, Мария. Уже поздно. Я хочу побыть одна.
– Хорошо, как скажешь, – смиренно отвечает женщина, уже успев уяснить, что со мной бессмысленно спорить. – С наступающим Рождеством и спокойной ночи.
Мария бесшумно покидает гостиную,
Теперь так будет всегда, да?
Невыносимо, больно, ревностно и тошно?
Из этого и будет состоять моя жизнь в моменты, когда я не буду занимать себя каким-либо делом? Я всегда буду морально умирать, когда Дима не будет возвращаться домой ночевать? Всегда буду проецировать картины того, как трахается с другой? С Ангелиной…
Черт! Нет! Ни за что!
Я не хочу быть такой женщиной. Не хочу так жить и бесконечно страдать по мужчине. Это не жизнь, а жалкое существование. Я должна научиться справляться с этим и искоренить в себе эти отвратительные эмоции. Должна! И сделаю это… Когда-нибудь… А сейчас я перемещаюсь ближе к елке, сажусь на пол возле нее и продолжаю молчаливо грустить, варясь в отвратительных мыслях.
Запрокидываю голову и устремляю взгляд на рождественское зеленое чудо. С заходом солнца елка выглядит еще ярче и торжественнее. Загляденье. Гирлянды размеренно мигают, новогодние игрушки переливаются. Любуюсь этой красотой в тишине, пытаясь отвлечься на приятные воспоминания о прошлом Рождестве и Новом годе. Когда была в кругу семьи, дома, счастливая и обремененная лишь одной проблемой – как бы насолить Владу.
Губы растягиваются в улыбке, но грусть так и продолжают съедать изнутри. Час? Два? Понятия не имею. Заставляю себя приободриться, лишь когда слышу звук открывающейся входной двери, вслед за которым начинают раздаваться тяжелые шаги.
Несмотря на то, что Титов обычно передвигается почти беззвучно, мне даже оборачиваться не нужно, чтобы понять, что пришел он, а не кто-то из охранников. Один шаг – несколько ударов моего сердца. Тело сковывается, дыхание сбивается, а теплые воспоминания о прошлогоднем семейном торжестве вмиг рассеиваются. Но я продолжаю пялиться на елку, делая вид, что мне абсолютно по фиг на возвращение блудливого мужа. Я не ждала его так рано. И это правда. Была уверена, что он вернется только под утро.
– Почему ты еще не спишь?
Раздается за моей спиной суровый голос. От него мурашки прокатываются по позвоночнику и распаляется злость. Но я молчу. Не собираюсь я отвечать на его вопрос. А Дима, судя по затянувшемуся молчанию, не собирается его повторять.
Надеюсь, что Титов развернется и уйдет в свою спальню, однако по звукам шагов слышу, что он двигается в мою сторону. И чем ближе он подходит, тем сложнее мне становится спокойно сидеть на месте.
Пять метров, четыре, три, два… Все тело как будто пробивается разрядом тока. Я вскакиваю на ноги и оборачиваюсь, желая громко заявить ему, чтобы не смел ко мне приближаться. Я не хочу, не дай бог, ощутить запах чужих женских духов, или еще хуже – заметить следы помады на его рубашке. Однако стоит мне развернуться на сто восемьдесят градусов
– Ты что, заболел? – с трудом вернув голосу звучность, нервно спрашиваю я.
– Нет… Все нормально, – глухо заверяет он.
Однако ничего нормального нет! Это я понимаю в следующий миг, когда он полностью закрывает глаза и начинает терять сознание.
Я вскрикиваю и рефлекторно подаюсь вперед, обхватывая его за талию, но удержать на ногах стокилограммовое мужское тело я не в состоянии. Мне удается лишь уберечь голову Димы от столкновения с полом и немного смягчить падение, завалившись вместе с ним. Я сильно ударяюсь всей правой стороной тела, но мне плевать. Не чувствую боли. Шок работает как морфий.
– Дима! Боже мой! Очнись! – кричу я, обхватывая руками его лицо. Оно пылает. Но не сильный жар пугает меня сильнее всего, а багровое пятно, которое я замечаю под пиджаком на белой рубашке.
Кровь…
Опять кровь…
Димина кровь…
Глава 15
Страх, как мыльный пузырь, раздувается в груди, лопается и растекается едким сплавом по всем системам организма. В горле застревает воздух, мысли в панике скачут словно каучуковые мячики.
– Дима! Очнись! Пожалуйста, открой глаза! Дима! – зову его, шлепая по горячим щекам, но он не приходит в сознание.
Что же с ним случилось? Кто его ранил? Насколько все серьезно? И что мне сейчас делать?
– Дима, пожалуйста, открой глаза! Я не смогу сама тебя поднять, – бью по щекам еще несколько раз, трясу, зову, беспрерывно повторяя его имя, и, слава богу, он наконец приоткрывает глаза. – Дима! Держись! Не отключайся! – продолжаю разговаривать с ним, удерживая в реальности, и встречаюсь с мутным голубым взглядом.
– Что случилось? – еле слышно выдавливает он, всматриваясь в мое лицо.
– Это ты мне расскажи, что с тобой случилось, черт возьми?! Ты потерял сознание, и у тебя кровь на рубашке.
– Черт… – выдыхает он, устало прикрывая глаза, но я снова бью его по лицу, чтобы не смел отрубаться.
– Держись. Не засыпай. Оставайся со мной. Сейчас я вызову скорую.
Порываюсь аккуратно переложить его голову со своих ног на пол, но Дима перехватывает мое запястье, останавливая.
– Не надо скорую. Все нормально.
– Ты дурак? – начинаю злиться.
– В нашей паре дурак не я, – шепчет он и расплывается в улыбке.
Ну не придурок, нет? Шутить вздумал? Весело ему? Сейчас? Серьезно?
– В данный момент ты опровергаешь этот факт. Тебе нужен врач. Срочно!
Предпринимаю вторую попытку выбраться из-под него, чтобы добраться до телефона, но и она не венчается успехом.
– Не нужен… Мой врач уже осмотрел меня. Все в порядке… Пуля попала в плечо… И прошла насквозь. Рана пустяковая, – с трудом рассказывает Титов.
Конец ознакомительного фрагмента.