Я планировал взорвать мавзолей
Шрифт:
Всех нас забросили в транзитную камеру. Камера переполнена. Душно. Вонь. А накурено так, что хоть топор вешай, все в тумане. Отовсюду слышалась отборная брань, в которой даже Бога и Богородицу вспоминают, крики, угрозы, звуки ударов, стоны, истерический смех. Это блатные нагнетают ужас, чтобы психически ошеломить новичков. Как говорится: "Бей своих, чтобы чужие боялись".
Посреди камеры, на матрасе, сидит пахан, рядом – братва. Новички подходят по очереди. Дальше так:
– Ты кто? За что? Какой срок? Куда идешь этапом? Вытряхивай баул!
Значит
Да в рот таво мента еб....ь! Да вы че, мужики, может думаете, себе берем?! Да вы че, в натуре!?.. Полосатых греем! Люди ведь на крытку идут!..
Подошла моя очередь. Ответил на вопрос. Пахан взял баул и вытряхнул себе под ноги:
– О, хохляцкий хлеб!
Буханку положил на стол, а куски великодушно оставил мне. Забрал из той торбы все, что понравилось. Заметил на мне красивую черную рубашку. Ткнул пальцем:
– А че – подгони!..
Я снял и отдал. (попробуй не дай) Пахан бросил ее через плечо и приказал: – Постирать!
Вскоре эта, уже не моя рубашка, сушилась на веревке.
В это время, один из наших блатных выразил возмущение порядками в камере. Будто какая пружина подбросила пахана, а за ним вся его шобла посрывалась с мест. Лицо вспыхнуло гневом:
– Че, че, ты, пи..ар, базаришь?!.
Но в это мгновение смельчака кореш выручил. Говорит пахану примирительным тоном:
– Так у него же крыша поехала, разве не видно?.. Вот и не отвечает за базар!.. Ну какой спрос с сумасшедшего?.. Заботимся о бедняге всю дорогу…
Пахан пристально посмотрел на бедолагу оценивающим взглядом и подобрел:
– Да-а-а?!.. Ну тогда, ладно, пусть живет!..
Так в дальнейшем, все время пребывания в камере, тот юноша, как только мог, играл роль больного на голову: сидел, уставившись взглядом в одну точку и слюны распускал. "Кенты" кормили его с ложки, поэтому во всех дальнейших событиях он участия не принимал. А тот блатной разумно поступил, когда "отмазал" "кента". Поддержать смельчака и поднять бунт против камерной братвы, у них бы не хватило сил, да и среди присутствующих сторонников бы не нашлось – в камере каждый сам за себя. Проиграть же – означало оказаться на самом дне – блатные опустили бы смельчаков до уровня педерастов. Да и в случае победы, для основной массы сидельцев облегчение бы не пришло – одни "беспредельщики" сменились бы другими…
В коридоре загремели миски – "баландеры" ужин раздают. Один заключенный соскоблил с миски всю ту порцию перловой каши, и показывает присутствующим:
– Мужики, посмотрите, как нас кормят!
Весь ужин влез в ложку. Правда, каша очень густая, и ложка с верхом, но ложка! (Ложки в тюрьмах с обломанными ручками – чтобы заключенные их в драках не использовали в качестве ножей.)
Нашлись земляки. Поделился остатками хлеба. Объясняют: – Здесь спят на боку, и то по очереди. Освободили место. Только-только задремал, будить друг:
– Иди потусуйся – моя очередь спать.
94
Всю ночь наши блатные шушукались с камерными. Почувствовал на себе их взгляды и понял: беда мне будет. Не спал, а молился, и в молитве искренне благодарил Всевышнего за все, потому что хорошо запомнил золотую истину: "Никогда, никогда, чтобы не случилось, не пеняй на Бога".
Вышел ночью по нужде. Вижу, стоит здоровый, как бык, блатной по "кликухе" "Гулливер", а перед ним на коленях, – педераст по "кликухе" "Архитектор", и… сосет у того здоровяка член. Покачиваются в такт. А "Гулливер", аж зажмурился от удовольствия…
Целую ночь страшная брань, в которой часто вспоминают Бога и Богородицу! Крики, звуки ударов, стоны, мольбы пощады, истерический смех. Это блатные побоями принуждают педерастов удовлетворять их сексуальные прихоти. Все убедились: в камере творится беспредел.
А что основная масса? Их же в десяток раз больше! А каждый дрожит за свою шкуру! Только пискешь – "опустят". Сам ничего не сделаешь, а начнешь собирать сообщников – быстро нарвешься на гнилую душу, и он тебя с радостью продаст, и этим заслужит у блатных место у окна, и их заступничество. Вот "Архитектор" рыпнулся, и поплатился. Те, что молчали – выжили.
Почему-то подумалось: Вот так, горстка коммунистов с КГБистами удерживают в повиновении, целую империю. Мерзавцев мало, но они сплочены – их объединяет жажда власти, сладкой жизни. Простых смертных в сотни раз больше, но каждый из них сам за себя. Вот я рыпнулся, и в результате попал на дно, а тот, кто продал меня, поднялся вверх. Радуется: повезло найти дурачка.
Боже мой, Боже мой, зачем меня Ты покинул?
Утро. Подъем. Контролеры выгнали всех в коридор, перечислили и исчезли до первой вечерней проверки.
Пахан обращается ко всем:
– А че, мужики, "хату" мыть будем?!.. А?!.. Ну, кто сегодня дежурить будет?!.. Ну – смелее!..
Все молчат. Дело в том, что камеру убирают педерасты, а это значит: кто возьмет в руки их инструмент – "законтачится" и, соответственно, попадет в их компанию. Все молчат – каждый трясется сам за себя.
– Нет добровольцев?!.. Тогда я сам выберу!..
Ткнул в меня пальцем:
– Ты будешь мыть!..
Я стою.
– Дайте ему веник и швабру!.. Бери!..
Я стою.
– Работал в стройбригаде, себе и нам тюрьму строил, а "хату" мыть, чтобы всем нам было чисто, не хочешь?! Бери! Бери, с-сука!!!
Один из блатных, подкравшись сзади, ловко забросив на шею петлю. Затянул и крепко держит. Другие похватали из кучи сапоги, и стали меня изо всех сил бить. Особенно старались блатные из нашего лагеря, чтобы показать какие они крутые. Били, пока не устали.