Я плюс все

Арутюнянц Карен Давидович

– Дзынь!.. Дзынь!..

Никто не открывает.

Я снова: дзынь-дзынь-дзынь!..

Наконец раздаются шаги и дверь распахивается.

На пороге стоит Марина. Дочь тёти Али и дяди Юры.

Я её немного стесняюсь. Ей семнадцать лет. Она очень похожа на тётю Алю. Но выше и стройнее. И у неё две длинные косы.

– Привет, – говорит Марина. – Ты к нам?

Я киваю.

– Проходи, – говорит Марина.

Я бочком продвигаюсь по тёмному коридору.

– Лампочка перегорела, – объясняет Марина. – Ты умеешь

менять лампочки?

– Умею, – говорю я.

– Поменяй, пожалуйста, – говорит Марина и протягивает мне новую лампочку. – Вот, встань на табуретку. Тапочки можешь не снимать. А я тебе компота налью.

Я беру лампочку, становлюсь на табуретку, выкручиваю перегоревшую лампочку и прислушиваюсь, что там творится на кухне. И где все? Мы что, одни?!

– Ну как дела? – Марина выглядывает из кухни.

– Сейчас, – говорю я. – Уже выкрутил старую.

– Не торопись! – говорит Марина.

– Я не тороплюсь… – бормочу я.

Готово! Новая лампочка ввинчена.

Я спрыгиваю с табуретки и протягиваю перегоревшую лампочку Марине.

– Мой руки, – говорит она.

– Зачем? – спрашиваю я.

– Чтобы они были чистые, – отвечает Марина.

Я иду в ванную и мою руки.

– Вот чистое полотенце, – Марина протягивает мне выцветшее полотенечко.

– Это моё, – говорит Марина. – Меня им вытирали, когда я была грудной.

Я представляю, как обтирали грудную голенькую Марину этим самым лилипутским полотенцем, и краснею.

– Спасибо, – говорю я, глупо улыбаясь.

– Пошли пить компот, – зовёт меня Марина.

И я иду пить компот…

Я сижу за столом, на стуле, а Марина передо мной, на угловом диванчике.

Марина смотрит на меня, подперев ладонями подбородок, а я пью тёплый компот мелкими глотками, словно это горячий чай.

Я смущаюсь.

– Не смущайся, – говорит Марина. – Пей себе спокойно.

– Я не смущаюсь, – говорю я.

Я смотрю на золотых дяди-Юриных рыбок.

– А где все? – спрашиваю я, имея в виду тётю Алю и дядю Юру.

– Все – в небе! – говорит Марина и взмахивает рукой. – Летят в своих красивых самолётах!

– Здорово! – говорю я.

– Что? – спрашивает Марина. – Ты тоже хочешь стать лётчиком, да? В нашем доме все летают!

Мне не нравится, как она говорит. Как-то… не зло, а сухо, что ли?

– Мой папа не летает, – говорю я.

– Твой папа чинит, да? Все эти огромные стремительные машины, да?!

– Мой папа инженер, – говорю я.

– Да… – вдруг печально произносит Марина. – Твой папа инженер, а мама учительница французского… А мой папка летает, летает, летает… И мамка моя тоже летает, летает, летает…

Я вдруг понимаю,

почему Марина сердится.

– Они всегда летали… – говорит Марина. – А я всегда их ждала. У этого вот окна.

Я боюсь поставить чашку с выпитым компотом на стол и вообще издать какой-нибудь звук. Я сижу и не дышу.

Марина не смотрит на меня.

Я и не вижу, куда она смотрит. Может быть, никуда. Я не вижу.

Марина вздыхает и улыбается:

– Ты чего застыл?

Я не знаю, что сказать.

Вдруг Марина дотрагивается до моей щеки своими тёплыми тонкими пальцами и говорит:

– У тебя скоро борода начнёт расти.

Я сижу багровый и чувствую Маринины пальцы.

Во мне всё дрожит. Всё во мне немеет. И перехватывает дыхание.

– Тебя мама послала? – спрашивает Марина.

– Да, – еле слышно отвечаю я.

– За чем? – говорит Марина.

– За тремя яйцами, – отвечаю я.

– У нас только одно, – говорит Марина, заглядывая в холодильник. – Я все съела. Придётся тебе пойти к кому-нибудь ещё.

Но мне не хочется ни к кому идти!

Мне хочется сидеть так в сумерках. Перед Мариной. И слушать её голос.

– Иди, – говорит Марина. – Уже поздно. Мама будет волноваться.

Я встаю из-за стола. Я иду в коридор.

Марина открывает мне дверь, а колокольчик позвякивает:

– Дзынь-дзынь-дзынь!.. Дзынь!..

Я поднимаюсь по лестнице.

Марина стоит в дверях.

Она водит своей косой по губам, и я не вижу, улыбается она мне или не улыбается.

Наверное, всё-таки улыбается.

Я иду к нашей соседке тёте Вере и одалживаю три яйца.

А потом мама печёт блины. И мы их съедаем.

Хочешь, я ему врежу?!

На улице меня поджидал Баран.

– Слышишь, Гошан? – сказал он. – Ты поговори с отцом.

– О чём? – удивился я.

– Да он брательника моего достал!

– Папа?

– Ну!

Баран нервничает. Он, когда нервничает, начинает плеваться. Причём с невероятной скоростью. И практически после каждого слова.

– Вот смотри, – волнуется Баран. – Если… (плевок) кто рядом (снова плевок), разговоры всякие ведёт… (ещё один плевок) о зеках (плевок), мол, это конченые люди… (плевок) говорит (очередной плевок), им не место среди нормальных людей… (сердитый плевок)…

Баранов, брат Бори, устроился на старую работу, в аэропорт. Механиком. Вот и встречается там с папой. И, видать, часто…