Я побит - начну сначала!
Шрифт:
Девичий стыд — верх женственности (потом женщины всю жизнь его наигрывают, как провинциальные артистки), детская любовь — верх духовности в любви, ибо она почти на сто процентов несбывшееся, она обречена, она равна последней любви и мечте о ней. Вот что мне и не нравится в музыке Сони — ее любовные темы в моей картине. Бесполость, отсутствие щемящей муки и... простой мелодии. Этого требует аудитория, ведь детям тоже надо смотреть. Соня рада, что у нее нет тут мелодии, не хочу спорить с тем, какая нынче должна быть музыка, но с тем, какое должно быть обращение к детям, — готов поспорить.
Соня — человек мыслящий в искусстве, очень думающий, и ее мысли не косвенно, а прямо отражены в музыке.
С
Когда Соня писала «Балаганчик» для Гараниной — она во второй части высокой любви и написала музыку любви детства. Оттого-то я и пригласил ее как композитора...
Как бы Соне объяснить, что образ любви (самой высокой) и детская любовь — почти одно и то же явление. Джульетта тоже не рожала, и Анна Каренина изменяла с Вронским только... То же прозрение, тот же механизм познания, та же, с позволения сказать, технология...
22-23.09.83 г.
Итак — записана музыка, включая вальс и все наложения. К полночи все сведено, завтра начну подкладывать.
До конца месяца — неделя, даже меньше, а 30-го надо начать перезапись.
Боже мой! Я же ничего не успеваю, работу над картиной начать да кончить... Досталь не дал работать в субботу. Как так? Зачем ему это надо?
Сейчас надо все бросить и доделать картину. Более ничего — слишком много всяких забот!
О музыке
Постепенно к музыке привыкаю. «Кабан» не получился, в крайнем случае скомпилирую.
Все время думаю о том, не потеря ли для фильма Сонина музыка. То, что она ставит картину под еще больший удар, — ясно. Но это же делает картину более определенной. По языку иной музыки не может быть: там и ВИА с магнитофонов, и вальс, и Пугачева! Соня выбрала единственный язык, который тут возможен [105] .
В костре — Соня со всей неистовостью своего темперамента выдала трагедию рода Бессольцевых. Стоит ли? Может быть, все-таки оставить шумы и магнитофон? Стоит ли так указательно обобщать? Не потеря ли это, в конечном итоге, вкуса? И не оставить ли только оркестр, а наложить магнитофон, как думали выше?
105
Музыка С. Губайдулиной подняла картину до эпического звучания. Конечно, это добавляло «непроходимости», но другой музыки в «Чучеле» и не могло быть. Когда составлялся список на получение Государственной премии, в нем были Губайдулина, Никулин, Орбакайте, Санаева, но нас вычеркнули.
И не заканчивать ли фильм вальсом?
Переход после сожжения
Вальс — приход домой — картины.
02.10.83 г.
Натуральных талантов так же не хватает, как натуральной кожи. Кожзаменитель в деле изучения легкой промышленности еще понятно, и хороший кожзаменитель — искусство. Заменить талант в искусстве все равно, что заменить Бога чертом.
10.10.83 г.
Ночь. Утром обсуждение картины главной редакцией — или что-то вроде дисциплинарного просмотра.
05.10.83 г.
Сдавал картину объединению. Два дня студия обрабатывала всех поодиночке и всех вместе, чтобы картину не стали принимать, но картина понравилась - объединение ее приняло. Бобровский начал вполне застенчиво и восторженно, Зархи стал талдычить: «шедевр», мировой уровень. Все говорили проникновенно, чуть не плакали, я был тронут до глубины души. Это эти люди? Эти? В которых, как мне казалось, не осталось ничего человеческого? Все это было бунтом,
(Хотя он вполне все это может сделать и 10-го.)
Так или иначе, картина стала проявлять волю, она становится на ноги, хотя работы еще хватает.
Назавтра снова тяжкий день, Опять тупой топор и плаха, Палач, немеющий от страха, Увидев собственную тень. И упыри, и вурдалаки, Хор неумерших мертвецов, Проклятье грешников-отцов, Акулий выкидыш клоаки. И демагогии поток Прольется, как отходят воды, Родится гнусных змей клубок, Особо гадостной породы. Многоловых, без мозгов, Длинноязыких, только лживых, Они повсюду вечно живы По упущению Богов! Им не дано ни петь, ни знать, У них ничто внутри не бьется... Им душу мне не запятнать, Она лишь кровью обольется.
Бездарности слепая страсть, Гнилое тайное горенье, Бездумья низкое стремленье — Любая, лишь бы только власть! Она испытывает зуд, Стремясь возвыситься над прочим, О Боже! Вот он, страшный суд, Который ты нам всем пророчил!
Мне одиночество награда, Мне ничего от Вас не надо, Я все разрушу и сожгу — Но без любви я не могу!
Если бы не эти стихи, которые помогали выжить, собраться с силами, найти в себе мужество противостоять студии и Госкино, наверное, Быков бы получил обширный инфаркт. Он его получил, но позже, успев сняться после «Чучела» в «Письмах мертвого человека», в тяжелейшей роли, снятой в нечеловеческих условиях.
10.10.83 г.
В 10.00 состоялся просмотр картины руководством студии после принятия ее объединением 05.10.83.
Досталь: Послушаем объединение. Сахаров: Давайте прочтем заключение. Досталь: Мы читали, нет ли добавлений. Сахаров: Дополнений нет. Мы обсудили с группой.
Глаголева: Со многими предложениями я согласна. Правда, «пульс» я бы убрала. Картина очень сильная, но она многое теряет, оттого что она длинная. По-моему, надо убрать всю экспозицию, а начинать прямо с рассказа. Проход за нею не нужен. История с «пульсом» не нужна — она показывает и жестокость, и беззащитность всех. Костер нужен, но его сократить. Ненормальную девочку убрать. Костер сократить, сократить переброску платья. Все долго, все надо быстрей. Она бежит с крестом — это цитата, но это надо короче.
Логический вопрос — почему после костра ее снова начинают травить?
Сцена в парикмахерской не изменена: смысл остался (почему это плохо?).
Возвращение с фронта возвращать не надо — он слишком старомоден. Не надо сцены возвращения деда с фронта.
Есть еще какие-то вещи, которые надо сократить, но картина будет острее.
Беляев: В картине много тонкого, верного, интересного, глубокого. Но авторы совершают ошибку, им все кажется дорого, а это неверно. Картина длинна, и это преувеличение. Тут обычный случай, а он поднят на недосягаемую высоту. Они обыкновенные дети, шалуны, а тут какие-то предатели и т.д. Чехов: «Тот, кто может изменить жене, — может изменить родине». Тут продохнуть нельзя — повторяется то, что доказано. А где школа? Оказывается, что школа ничему не учит детей. А они полгода живут этим случаем... Могли показать жизнь школы, а вы находитесь под властью страсти разоблачительства. Сожжение сократить, сделать тише. После сожжения — опять выяснения, опять девочка берет реванш. Жирной краской. Опять объяснение того, что уже было. Вы шумите больше, чем надо шуметь здесь. И опять, и опять. Есть возможность сократить. Зачем дед заколачивает дом? Картину ведете на таком темпераменте, но это преувеличение. Не увидели настоящих детей. Состояние, в котором вы находились, вам мешает.