Я побит - начну сначала!
Шрифт:
7) Старик оказался сумасшедшим и денег не дал, или дал, подарил на память черновики... дал высшую оплату! Может быть, подарил сам прожект.
(Хочу спать — потом!)
Важно это разработать так, чтоб это стало настоящей сценой.
31.01.59 г.
Все это нужно было сделать раньше! Поздно. Болезнь, разъезды — конечно, могло бы многое быть иначе. На каких силах, на каком дыхании, каким местом я снимаюсь и живу эти два с половиной месяца — не знаю.
Роль, в общем, сыграна — остались вещи не актерские. Либо... либо неинтересно сделанные — играть их нетрудно и, в общем, непонятно, что в них есть особенного. А может быть, это оттого, что ничего не приходит в голову?
Не
Из сна
Смерть человека — много народу. Какое-то дело. Ситуация — герой в полном цейтноте. Любимая. Какой-то шум, из-за него скандал, кто там шумит? Кто-то пошел наводить порядок. Вдруг эти люди забегали, мама... тихо...
— В чем дело?
— (Молчат.)
— В чем дело?
— Да вот тут вот... Кто-нибудь, помогите...
— А в чем дело? Можно прекратить это безобразие? (Скандал.)
— Да тише... (выносят человека).
!!!!!!!
Это же финал той пьесы... Назовем ее «Режиссерская трактовка».
Финал
Героиня, единственная, которую он любил, покончила с собой. Именно тогда, когда у него получилось, — кровью, любовью, сердцем, люди платят за произведение искусства, за достижение, за открытие.
У гения получилось, он достиг, но ему лично, субъективно это уже не нужно. Объективно — это подвиг, субъективно — гибель.
То, что в пьесе пойдет жизнь и «игра», осознание жизни, изучение жизни. Режиссерский план был точен с точки зрения всех, и все там в схеме было верно логически, социологически и всячески. Был честный автор, режиссер и актеры: и они по этому плану строили пьесу. А рядом шла их личная жизнь, которой они жили, которая во многом опровергала режиссерский план. И все они доверяли своей личной жизни, они свято верили и строили пьесу о герое и идеале надуманном, и все не клеилось.
Сами они были, с их точки зрения, ничтожны перед идеалом, а на самом деле самый ничтожный из них был несоизмеримо выше и чище.
Так же с ситуациями. Строя неестественные, соответствующие выдуманным законам и «надо» ситуации, не доверяя своим делам, они только губили свою жизнь и жизнь персонажей.
Так же с любовью. Любя, как любят люди — безумно, человечно, — они стеснялись незаконности чувств, свершая человеческое беззаконие высшего порядка, насилие над чувством...
Самое страшное встало на их пути — мертвые схемы идейного формализма. Того, который приходит как старательность бездарности и остается болезнью талантливых дилетантов и гибелью их.
Идейный, в морали, в политике, в теории выраженный формализм, раковая опухоль опыта (как старого) — и поиск.
И вот расплата — человек все равно найдет и откроет; найдет и откроет любой закон, любую систему, человек победит, даже став мертвым.
Это будет «Мертвый победитель».
03.02.59 г.
О съемках писать неохота. Трудно, нудно, малоинтересно — но, в общем, дело движется, и делается посильно правильно. Хочется писать стихи — но жалко времени.
17.02.59 г.
Разговор с шофером такси:
— Клиент был... говорил: «Приезжаю из длительной командировки — жена замуж вышла... Что делается?!. Представляешь, сидит с брюхом. Ну, пусть бы на стороне отвернула — хрен с ней, природа требует, а так... Дома у нее девочка — двенадцати лет... Что делается!..»
Съемки идут к концу... Может быть, итоги подводить рано, две опорные сцены, от которых многое, очень многое зависит, будут еще сниматься — это сцена ограбления и сцена со значительным лицом.
21.02.59 г.
Смотрел материал. Читал стенограмму
18.03.59 г.
Утром, приходя в школу, сонный мальчик сладострастно заявлял: «Ну! А теперь поскорей бы ужинать да спать».
Говорят, что, когда один первоклассник получил двойку, он сказал: «Как все надоело, скорей бы на пенсию!»
Гражданка настаивала на починке старинного будильника, старик еврей-часовщик возражал: «Не берем!».
— Но мне сказали, что тут все детали есть.
— У вас есть бабушка? — спросил часовщик. — Так вот, у нее тоже есть все детали, но она уже не годится.
Эх, сбросить бы годочков пять Да опять стихи писать: Напишу стихи зеленые о голубом, Все представляя в черном свете.
Оказывается, ни детство, ни юность никуда от нас не уходят — они прелестно живут рядом, в нас, с новыми годами и пр. (!)
Смотрю на материал (произведение) как на кладбище мыслей, замыслов и чувств.
11.03.59 г.
Почему-то стала раздражать пресловутая идея демократии. Эта самая демократия почти физически представляется мне чем-то вроде Алеши Баталова — сплошные разговоры о хорошем, личина хорошего, а на самом деле «жри, кто кого может, а ты спасайся как можешь — у нас демократия». Либо наоборот: ты не смей меня трогать — у нас демократия. Мне кажется, что в диктатуре куда больше пользы и справедливости.
Демократия — ужасная гадость. И словечко это буржуазное.
16.06.60 г.
Перенесу кое-какие записи по мелочи.
На худсовете Министерства культуры СССР. (Обсуждение «Якорной площади».)
Я сижу не «Конкнутый», Все себе мешал внучок — Что же Тункель «Штокнутый», «Тункнутый» какой-то Шток.
К этому времени Ролана Быкова пригласили в Ленинград возглавить Театр Ленинского комсомола. Он поставил «Третью патетическую» Н. Погодина и «Якорную площадь» И. Штока, заявив о себе интересно и ярко. Пресса была очень положительная. А. Володин даже забрал из БДТ пьесу и принес Быкову. Но дальше началась большая интрига. Не всех режиссеров в городе устраивал успех «чужака». Главный режиссер в 29 лет - такого не бывало! Началась подковерная интрига. Коллегия министерства культуры собралась, чтобы обсудить «Якорную площадь» и снять главного режиссера. Автор пьесы был не на стороне режиссера. Но Александр Аскольдов, впоследствии режиссер «Комиссара», поддержал и Быкова, и спектакль, он специально по заданию министра культуры Е. Фурцевой ездил как ее помощник ревизовать деятельность главного режиссера. Быкова оставили, но он сам спустя месяц переводом ушел на «Мосфильм» в объединение М.И. Ромма, поняв, что в городе ему жить не дадут. 3 мая 2008 года удалось поговорить с Александром Аскольдовым. Он добавил, что по поводу «Якорной площади» И. Штока ему пришлось встречаться с Толстиковым, секретарем обкома Ленинграда, и довести до него точку зрения министерства культуры о спектакле. После этого от Быкова отстали. Спектакль, сказал он мне, был великолепный. Чудесная музыкальная партитура (музыка Быкова), чудесное световое решение. Действие на сцене происходило как бы на разных этажах. Все это было ярко, неожиданно. Главными режиссерами театров тогда были выпускники лаборатории Г. Товстоногова: И. Владимиров, Р. Агомирзян, Э. Пасынков, позже 3. Корогодский. А Быков - пусть яркий и талантливый, но чужак - он и уехал обратно в Москву. Исидор Шток - известный драматург. Давид Тункель - режиссер, поставивший в Театре Советской армии «Якорную площадь» после Быкова. Конкнутов - очевидно, член коллегии Минкульта.