Я подарю тебе «общак»
Шрифт:
Они попрощались, и Лапа вышел из кабака.
На обезлюдевшей улице тускло горели редкие фонари, в основном перед питейными заведениями да притонами. Милиция с наступлением сумерек в районе показывалась редко, поэтому шинкари и шпана чувствовали себя вольготно. Лапа шел, погруженный в свои мысли. Дрозд сказал, что ему позволят уехать, но не гарантировал безопасности отъезда. Очень возможно, что кто-то из урок захочет отобрать у него добычу. Теперь ему надо ждать опасности и со стороны урок, и со стороны милиции. Его мог сдать любой фраер.
Лапа едва успел
– Дяденька, спасите меня, он делает мне больно, – залепетала девчушка, цепляясь за ноги «медвежатника».
Лапа взглянул в ее заплаканное лицо, обращенное к нему. У нее были большие выразительные синие глаза, светлые волосы. На щеке алел свежий след от удара, а из разбитых распухших губ текла кровь.
– Ты ей что, родственник? – хмуро посмотрел на бродягу Лапа.
– А тебе что за дело? Иди себе и не мешай, – прохрипел тот и пошатнулся, жестоко улыбаясь. Он был уверен в своей безнаказанности, оттого и удивился внезапно возникшему на пути препятствию.
– Он напал и сказал, что удавит меня, если не буду молчать, – всхлипывая, проговорила девочка.
«Своих мне проблем мало», – с раздражением подумал про себя Лапа, а вслух произнес:
– Эй, ты, дерьмо шелудивое, вали отсюда, пока маслину тебе в макиту не загнал. Че лыбишься, как параша?!
Бродяга зло посмотрел на «медвежатника», потом на девочку и крикнул ей:
– Я все равно тебя выслежу! Ты еще пожалеешь, что на свет родилась! Я с тебя шкуру с живой спущу, я с тобой такое сделаю…
Лапе надоел весь этот балаган, и он, достав «браунинг» из-за пояса, направил его на бродягу. Прозвучал оглушительный выстрел. Девчушка вскрикнула и закрыла глаза. Бродяга с дыркой во лбу, обливаясь кровью, рухнул назад в темный проход.
«Я слов на ветер не бросаю», – пробормотал себе под нос Лапа. Бродяга действительно мог потом выследить девчонку, и никто бы ему не помешал осуществить задуманное. Выглядел он абсолютным психом. Человеческое существо, деградировавшее до животного уровня, такие способны на чудовищные зверства. Лапа опустил дымящийся пистолет, затем отпихнул девчушку и быстро пошел прочь, однако тут же услышал топот маленьких башмаков у себя за спиной. Бродяжка бежала следом, прижимая к груди грязную куклу, обернутую в тряпье. Он проскочил через проходной двор на соседнюю улицу и несколько раз свернул, стараясь уйти как можно дальше от места убийства. Непостижимым образом маленькая бродяжка снова и снова появлялась сзади, словно приклеенная, и канючила:
– Дяденька, можно я с вами пойду? Я могу любую работу по дому делать: и печь топить, и полы мыть, и дрова таскать!
– Отстань, беги домой, к родителям! – в сердцах рявкнул на нее Лапа.
– У меня никого нет, папку убили красные, а мать тоже весной преставилась, – с жаром заговорила
– А мне-то что, что у тебя никого нет, – возмущенно фыркнул Лапа, – да таких, как ты, теперь на каждом углу с десяток набрать можно. Катись, к черту! Чего ты ко мне пристала?
– Нет, не прогоняйте меня, – всхлипнула девочка, – вы добрый. Я буду хорошо работать! Я очень сильная. Могу ведро воды, даже два принести…
– Да нет у меня дома, сам шатаюсь туда-сюда, – буркнул Лапа, ускоряя шаг.
Девочка побежала быстрее, тараторя на ходу, как заведенная:
– Мы в скиту далеко в лесу жили, у «лучинковцев». Потом мама заболела, а святая матушка Васса сказала, что лечить ее нельзя, что ее душа нужна Богу, и надо ей помочь уйти из этого мира. Мамку на речку отвели, стали в проруби купать. И она умерла.
– Это ты у этих психов-сектантов жила, – присвистнул Лапа, немного смягчившись. – Ну и суки, мать твою уморили. Из-за этого ты от них убежала?
Он впервые видел человека, который смог покинуть секту, обосновавшуюся в лесах, в нескольких десятках километров от города. Люди обычно уходили туда и не возвращались. Сектанты отвергали все блага цивилизации, ходили в рубищах, питались подножным кормом и обогревались «данной богом» лучиной, за что и прозвали их «лучинковцами».
– Нет, матушка Васса сказала, что меня надо в жертву Богу принести, а я испугалась, – смущенно призналась девочка. – Залезла в телегу, на которой матушка Васса ездит в город, а ночью убежала. Потом Тихон – злой дядька, которого ты убил, – нашел меня и хотел увезти обратно.
– Ни хрена у вас там творится, – пробормотал Лапа, размышляя, что делать с попутчицей. Следовало ее куда-нибудь пристроить. Может, сдать Хазе, в притон, да попросить, чтобы научила воровать, чтобы сама обеспечивала себя? Что он еще может сделать для нее?! Кругом голод, разруха и толпы таких же, как она, беспризорников. Его самого не сегодня завтра пришьют. Или… Тут в его голове блеснула отличная идея. Обдумывая ее, он косился на девчонку, а та, заметно повеселев, без умолку рассказывала, как ее все обижали, как чуть не побили на базаре, когда она попробовала стащить пирожок у торговки. – Не умеешь ты жить на улице, – заметил Лапа, – если не сможешь быстро научиться, то сгинешь. – Он огляделся по сторонам. За спиной секунду назад послышался какой-то шорох, или ему показалось? Заметив перемену в нем, девочка мгновенно замолчала и насторожилась. Возможно, за ним следили от самого кабака. – Мне понадобится помощь в одном деле, – медленно проговорил Лапа, вытаскивая пистолет, – ты мне поможешь?
– Да, – кивнула девочка, не раздумывая.
– А зовут-то тебя как? – поинтересовался он, сняв оружие с предохранителя.
– Лизой, – ответила девочка, испуганно озираясь.
– Лизаветой, значит. – «Медвежатник» – неожиданно повернулся и выстрелил в темноту за кустами у стены дома.
Из кустов, ломая ветки, вывалился тип с обрезом. Лапа круто развернулся, закрыл собой девочку и снял второго, появившегося из-за угла. Снова развернулся, но третий нападавший успел выстрелить раньше. Пуля пробила сорочку на груди Лапы в области сердца. Он упал, выронив пистолет, и почувствовал, что задыхается. Лиза, сбитая с ног, упала рядом и заплакала.