Я погиб в первое военное лето
Шрифт:
75
Сейчас мы стоим здесь и знаем наверняка, что здесь нам будет тяжелее, чем когда-либо раньше. Сердцем мы чувствуем, что стоим в последний раз. Только чудо может подарить нам жизнь. Мы хотим в это чудо верить, но надежда на него так мала и так зыбка, что для разума она просто не существует. Но все мы хотим жить, сейчас мы еще живы, и солнце такое горячее, что даже колышется воздух, но скоро здесь будет смерть. Это ясно. Мы это знаем, и поэтому мы как во сне. Мы движемся, выполняем команду и распоряжения, мы закуриваем и затягиваемся папиросой, все мы как во сне, мы смотрим на дорогу впереди и ждем, чтобы все скорее уже началось и еще скорее
Из нас наспех составили подразделение, чтобы прикрывать мост. Нас двадцать один человек и два орудия, нами командует лейтенант Рокс, с нами и политрук Шаныгин. Этот огневой взвод сформирован на ходу, повезло тем, кого нет с нами. Из ребят мне ближе других здесь Ийзоп.
За спиной у нас на песчаной пустоши метров пятьдесят низкорослых сосновых саженцев, дальше тянется отвесный берег большой реки. У его подножия широкая, метров в десять, песчаная полоса с густой ивовой порослью. За ней глубокая река, метров двести шириной, и другой берег, там центр большого совхоза, который немецкие самолеты часа два назад бомбили. Часть домов горит. Слышен треск сухих бревен.
Полк уже давно на той стороне реки, километрах в трех-четырех отсюда. Лейтенант Рокс, командир нашего прикрывающего взвода, переправил через реку и наши упряжки. Если мы поляжем здесь, лошади неизбежно или погибнут в зарослях, или попадут к немцам. А если нам удастся удержать мост, они смогут перейти реку обратно и прийти за нами. Один из наших наблюдателей на другом берегу. Ему нас не видно, но, если он услышит, что мы больше не стреляем, то сможет добежать до полка и доложить, что нас больше нет...
Мы защищаем мост через широкую русскую реку, названия которой мы не знаем. В сущности, это даже не мост, а временная переправа, которую навели саперы: поверх толстых продольных бревен плотно настланы поперечные балки. Он выдерживает небольшие грузовые машины, обозные повозки и даже пушки, хотя тут балки, пригибаясь, погружаются в воду. Перейти с лошадьми было непросто, потому что ноги у них застревали в щелях между бревнами. Все-таки перебрались. В мирное время здесь ходил паром, который стоит сейчас привязанный к другому берегу.
На западном берегу, наверно, еще остались войска, поэтому необходимо эту переправу защищать до последнего мгновения, пока ее не взорвут саперы. Заряды у них уже заложены. Несколько часов назад немец переправу бомбил, но не попал, только поджег совхоз на том берегу.
Перед нами на дороге вздымается пыль, огонь пулеметов и разрывы мин намного приблизились. Нет, это не немцы, в бинокль идущих хорошо видно.
Приближается весь в мыле, загнанный, жалкий пехотный обоз, лошади с кровавыми потертостями от неподходящей упряжи. В нем и колхозные телеги, поклажа на возах плохо уложена, наверно, в последнюю минуту. Половина обоза с ранеными. Загнанных кляч подстегивают ездовые, трусящие рядом.
Потом бегом бежит колонна пехоты, по всей вероятности, остатки батальона, если не полка, заросшие лица, серые от пыли, на лбу и щеках посверкивают струйка пота, поверх затвердевших от соли гимнастерок скатки, на ремне винтовки со штыком. Ни одного автомата. Подразделением командует белокурый лейтенант, совсем еще юноша, он бежит рядом с прихрамывающими, пыхтящими солдатами, в глазах у него бесконечная усталость и безразличие.
– Уходите!
– кричит
– Мы последние!
– Лейтенант, - кричит ему Шаныгин, - дайте нам один взвод и один пулемет. Мы должны до последней возможности удерживать подходы к мосту.
– Стой!
– командует лейтенант. Колонна неохотно останавливается - ведь спасение близко, дорога каждая секунда. Однако пулемета у них нет.
– Как? Артиллерия здесь единственное прикрывающее подразделение? удивляется запыхавшийся лейтенант.
– Именно так, - отвечает Шаныгин, - мы ведь не знаем, есть ли еще впереди пехота. Дай мне людей, нас всего два десятка.
Обоз уже подъехал к переправе.
Беспомощно смотрит лейтенант на свои разорванные на коленях брюки, на тяжело дышащих, смертельно усталых солдат и ничего не говорит. Он и не успевает ничего сказать, потому что воздух вдруг сотрясается от падающих мин. Грохот разрывов, клубы пыли, вой осколков, люди мгновенно рассредоточиваются. Часть из них сразу же вскакивает на ноги и бросается к переправе, никакая сила не способна их остановить, потому что это уже паника. Мы не замечаем, как кое-кто из нашего подразделения в двадцать один человек присоединяется к тому потоку. Через пять минут нас только десяток.
Новый огневой удар, и снаряды на этот раз ложатся ближе к нашим орудиям. Осколки звякают по щитам, шлепаются в кусты.
Совсем неожиданно слева от нас начинает строчить станковый пулемет немцев. Он метит в переправу, но прицел взят слишком далеко, дорожку пуль отмечают взлетающие рядом с переправой крохотные столбики воды. Пауза. Прицел уточняют. Теперь недолет, пули чертят дорожку справа от переправы.
Обоз и первые пехотинцы уже по ту сторону реки. У нескольких лошадей ноги провалились между бревен, телеги дергаются на месте, бегущая пехота пытается их обойти. Мгновение тишины, и пулемет начинает бить по переправе, люди падают в воду и на бревна настила, кое-кто пробует спастись вплавь, но человек с полной выкладкой тяжел, а течение в середине реки довольно быстрое...
Третий огневой удар... На этот раз снаряды пролетают над нами и ложатся на береговой склон, на подход к переправе сыплется туча жужжащих осколков.
Молодой пехотный лейтенант и горсточка солдат подразделения остались по эту сторону реки. Лейтенант Рокс очень спокойно дает нам команду передвинуть орудие, шесть-семь пехотинцев без всякого приказа приходят к нам на помощь. С большим трудом перетаскиваем орудие через дорогу, ломая ветки, пробиваемся сквозь узкую полосу зарослей и, укрытые ею, останавливаемся. Да, в полукилометре отсюда, на овсяном поле маленькая возвышенность, и на вершине ее пулемет и немецкий расчет из трех человек. Нас скрывает от них кустарник, но половина переправы во всяком случае им видна как на ладони. Пехотный лейтенант с нами, он скрежещет зубами и в бессильной ярости колотит своими грязными мальчишескими кулаками по коленям.
Рокс, с его пятнадцатилетним опытом сверхсрочной службы, дает решительный выстрел. Единственный. Но больше и не требуется. У нас заложило уши, мы ничего не слышим, потому что выстрел трехдюймовки звонок, как щелк бича. Но мы видим столб дыма там, где был пулемет. Светловолосый пехотный лейтенант долго смотрит на Рокса, а когда мы откатываем орудие обратно, и он, и его люди делают это особенно усердно.
Сейчас произойдет неизбежное. Теперь им известно, что в зарослях есть по крайней мере одно орудие. Они никогда не простят нам легкость этой победы прямо у них под носом.