Я помню, в северной деревне…

Талашов Геннадий

Сергей Есенин

Ты на Ваганьковском покоишься, Есенин,а журавлей уносит время вдаль.Вот над Москвой летят они осенней,неся на крыльях радость и печаль.Как высоко летит теперь их стая,как редок клин, как стал он незнаком.И всё ж, над Лужниками пролетая,ещё понятным говорят нам языком.Поэт великий полевой России,не зря ронял, как листья, ты слова,поля рязанские не зря тебя растили,земля недаром тебе силу отдала.Как жаль нам юности твоей весёлой,как жаль всего, что не успел ты спеть,как жаль, что опустели сёла,и нет тебя, чтоб душу им согреть.Уж нет тех слов – утрачены напрасно,уж нет тех чувств – растрачены на смех.Гори, гори, костёр рябины краснойна берегах великих русских рек.Отговорила роща золотаяв краю, где твой навек остался

дом,пусть журавли, над нею пролетая,помашут ей за нас крылом.Пускай летят, пусть тает в небе стая,уносит время журавлей тех вдаль,пусть золотая роща, опадая,в сердцах рождает радость и печаль.Ты на Ваганьковском покоишься, Есенин,роняет листья клён – так ты ронял слова,и над Москвой летят они осенней,как журавли – над храмом Покрова.

1980

В этом северном городе…

1.

В этом северном тихом городежил поэт в недавние дни,написавший «Прощальное» Вологдеи «Храни себя, Русь, храни!».Знаю я, как печально берёзыпрошумели над сердцем его,как осенние ливни и грозыв голубое застыли стекло.Как земля его дар поглотила,он певец был её полей,как земля ему дар не простила,высоко он поднялся над ней.Долго будет, печаля Вологду,за оградой шиповник цвести,шелестеть по осеннему золоту:«Русь, люби меня, и прости».

2.

Там, где Сухона и Югсвадьбу издревле справляют,город прячется Устюг,что Великим называют.В нём соборов и церквейпонастроено купчисто,берег Сухоны – как змейна приёме у дантиста.Прорубил в Европу Петрв Петербурге окна-двери,и купец в Неву попер,Устюги забыв и Твери.На амбары Мангазейон велел замки повесить,и товары магазейисточили моль и плесень.Ни Хабаров, ни Дежнёвне пойдут навстречу солнцу,тихо мокнул под дождём,в реку выставив оконца.…Я вдоль Сухоны иду,слева – памятник Дежнёву,на причале катер жду,переправы всей основу.За рекою монастырьна горе стоит забытый,словно Севера вся сырькирпичами его впита.Древний Гледен! Ты имална лету чудские стрелы,богадельней нынче стал,хорошо ещё, что целый.На твоём, как грудь, мысуэтот стих я сочиняю.Рядом трудится Устюг,справа Сухона и Югсвадьбу древнюю справляют.

1973, 1980 гг.

3.

Я иду туда, где у Соборарядом с рощей молодых берёз,чтоб для глаза не было упоракруто падает береговой откос.Я хожу всегда на эту Горку,словно потерял я что-то здесь,или, вдруг нечаянно умолкнув,позабуду передать ей весть.В тень укрывшись молодой берёзки,на скамейке долго я сижуи курю напрасно папироски,будто с кем свиданья жду.И о чём-то важном вспоминаю,только сразу вспомнить не могу,то ли думать облака мешают,то ли лодки на соседнем берегу.То ль река течением неспешнымувлекает мысль мою на глубь,то ли шелест рощи белоснежной,то ли берега крутой уступ.В этом городе не часто я бываю,не родился в нём я и не рос,покорил он чем меня, не знаю,вот сижу опять и вспоминаю,в тень укрывшись трепетных берёз.То ли вспоминаю жизнь свою, а то ли эхожизни той, чей мог быть здесь исток,иль судьбу другого человека,кем не стал, но стать, наверно, мог.Может, здесь меня бы к берегу прибило,как ту лодку иль чуть видный мост,по реке сейчас моё бы счастье плылопод неярким светом первых звёзд.Или, может быть, в Америке, Китаея б родился – был бы это я?Иль душа была б совсем другаяи похожая на те края.…Я встаю, и мимо Колокольнипо крутому берегу иду.у воды вечерней и спокойнойженщины стирают на плоту,И, певуче окликая ребятишек,направляются с корзинами в дома.Берег тот приземистей и ниже,мне с обрыва вся видна та сторона.Не новы дома на ней, не небоскрёбны,деревянною украшены резьбой,здесь в посаде бывшем, полудрёмномпроживает русский люд простой.Лодки принайтовлены к причаламна пологой и на этой стороне,чтоб река их не сорвала, не умчалапо своей таинственной воде.Путь я выбираю не короткий,я

иду туда, где серый кот —мост железный – осторожною походкойпереходит реку вброд.По мосту тому ходить не запрещают,но стоять на нём запрещено,я стою, законы нарушаю,силясь у реки увидеть дно.И с того моста мне ясно видно:жизнь, как лодку, к берегу влечёт,к правому иль к левому – как выйдет,а река течёт, течёт…

1981

Сондуга

Поэма о русской деревне

Сердцем касаюсь крыш твоих, Сондуга,

тебе благодарное,

пусть горит оно над лесами твоими

и сограми, как сиянье полярное!

Пролог

1.

На столе моём чистый лист,Он мне кажется парусом белым,Он, как парус, упруг и лучист,Покоряется только умелым.Тихо в комнате. Утро. Январь.Что есть память и что есть душа?Даровая за жизнь медаль,Или парус, чтоб плыть не спеша?

2.

Я хочу рассказать о Сондуге,О веках её и часах,О деревне, что русские плотникиВ верховажских срубили лесах.Мысль о ней в напряженье держалаМою душу не год и не день,И понятно, ведь это державаИз шести небольших деревень.Высоко на морене древнейЕё крыши припали к тайге,Плывёт по лесам царевнойНа угоре-быке.А на плечи она накинулаКружевной с ромашками луг,По льняному подолу клиньямиКлевер, рожь, тень речных излук.Занесён был в военную поруЯ в неё с городского двора,И родными мне стали угорыТвои, Сондуга, – детства страна.

3.

Русский Север… Леса бескрайные(бирюзовое пламя царских корон),Новгородцы в года стародавниеРусской жизни зажгли здесь огонь.Русь крестьянская,Русь Великая,Через согры пролёг твой путь,По местам, где морошкой, брусникоюВся усыпана Севера грудь.По Онеге, Ладоге, Ваге,По дремучим двинским лесамПробирались на Север ватагиНовгородских сбоев-крестьян.Под угорское чёрное солнце,Воспалённое ядом болот,Разбегалась боярская вольницаНа ушкуях, волоком, вброд.

4.

Мы из Новгорода ВеликогоОт бояр-лиходеев сбежали,У Ильменя в лебединых крикахНовгородки нас рожали.На болота тумана змеиВыползали и таяли в «окнах».Где земля, чтобы рожь посеять?Где луга, чтобы ставить копны?На заре топоры токуют,А костры – как красные гребни,Топорища колдуютНа угорах деревни…

Дорога

Из большого мы ехали города.…Плыл «Шевченко» в ночь, не спеша,За кормой отдыхала Вологда,Но трудилась машины душа.Мои спутники спали в каюте,Утомлённые дня суетой,Верхней палубы плыло безлюдьеСквозь полей тишину и покой.Сырь ночную и трав неизвестныхРезкий запах – струила рекаС берегов и лугов окрестныхПод пронзительный плач кулика.Огоньки деревень проплывали,Образ родины с детства святой,В них по-прежнему много печалиДля души, как моя, городской…

Возвращение – декабрь 45 г.

Нас метель тогда провожала,Заметала позёмка след,Редко где в стороне мигалаДеревенька огнями в ответ.По замёрзшей реке, бездорожью,Наши сани спешили в ночь:Надо утром машиной порожнейНа поезд успеть точь-в-точь.Мне мерещилось: там, за кустамиИ по руслу уснувшей рекиМчатся следом серые стаи,Чьи-то злые горят зрачки.Облегчённо мама вздохнула,Когда ветер за полночь стих,И луна в сани к нам заглянула,Ожил долго молчавший ямщик.Сосед наш, Василий Игнатьич,Колхозный, в годах, бригадир.Председатель его назначил:До Сямжи семью проводи.– Ты не бойся, Ольга, доедем,Видишь – лошадь бойко пошла,Чует: где-то близко деревня,Захотелось конюшни тепла.Значит, в город направилась к мужу.Я гостил в нём раз – до войны,Он, конечно, деревни не хуже,Но привычней к Сондуге мы.Паренёк у тебя востроглазый,Будешь помнить деревню аль нет?Я молчал. Над тайгою безгласнойЛили звёзды свой призрачный свет.