Я посажу тебя в клетку

Невеличка Ася

– Расходимся, девки. Папочка мчится порядки наводить.

Слова девицы отрезвили. На ней не было лица, голос дрожал, с меня не сводила испуганных глаз. Да и неожиданное прозрение, что я Руслан Ермаков, вряд ли пророчески свалилось ей на голову.

Значит, Обухов мчится сюда?

Интересно, закапывать, чтобы концы в воду, или освобождать, потому что хвост прижал Мезуров?

Впервые я пожалел, что так жадно нахлебался шампанского. Никогда его не любил, а теперь еще не в состоянии собрать себя в кучу, чтобы

не упустить шанс освободиться.

Оставшиеся полчаса прошли в напряжении. Девица лихорадочно убрала последствия вечеринки, причем шампанское с плитки стирала куда увереннее и качественнее. Вот что значит тренировка.

Немного помялась возле клетки, но на моё игривое предложение выпустить все же не решилась. Отца встречала в лучших традициях Большого театра: заламывая руки, красиво роняя слёзы и всячески раскаиваясь, что ситуация вообще имела место быть.

А я ждал.

Ждал, когда смогу выбраться из клетки.

Обухов ворвался в квартиру как будто полстолицы бежал ногами от своры голодных волков.

– Где?.. – но ему хватило одного взгляда из прихожей вглубь квартиры, чтобы увидеть меня.

Он отодвинул за плечи хнычущую и жмущуюся к нему дочь, подскочил к клетке и открыл, помогая мне выпрямится и выйти.

– Руслан Александрович, это какое-то недоразумение… Это какая-то ошибка… Чтобы Юлька?.. Никогда! Мы всё исправим, всё загладим…

Теперь настала моя очередь отодвинуть излишне болтливого Обухова, в один прыжок я оказался возле пиздюшки, сжал горло и швырнул к стене, медленно смыкая пальцы на её шее.

За спиной верещал Обухов, но ссал лично оттащить меня от дочери. А я наслаждался диким страхом в глазах задыхающейся твари. Она цеплялась в мою руку, пытаясь освободить горло, вращала глазами и открывала рот, в надежде вздохнуть последний раз.

Я щерился и сжимал пальцы всё сильнее. Таким испорченным тварям одна дорога…

На вновь распахнувшуюся дверь я обратил внимание. Обухов вызвал своих бугаев. Те не мешкая оттащили меня от посиневшей твари, но повинуясь жесту Обухова, отпустили и теперь просто стояли на пути к рыдающей на полу пиздюшке.

Молча прошел в подсобку, достал штаны и рубашку. Не торопясь застегнул каждую пуговицу, закрепил манжеты запонками. Пижонство, но положение требует даже на помятой рубашке носить атрибуты состоятельности. Привычным движением сунул айфон в карман и повернулся к Обухову.

– Эта пойдет со мной в расплату за причиненные неудобства.

Я не просил – я приказывал.

– Нет, пожалуйста! – Обухов, это горделивый зазнаистый толстосум, рухнул передо мной на колени, вцепился и в без того помятые брюки и заголосил: - Единственная… Она у меня одна-единственная. Доченька… Кровиночка!..

– Воспитывать надо было лучше, - процедил я, отпинывая прилипшего к ногам папашу. – Сам не справляешься – стоит передать специалистам.

–

Умоляю! Заплачу, сколько скажешь!

– У тебя нет столько, чтобы покрыть ущерб. Но можешь обменять, - задумчиво прикинул я новый план.

– Что угодно! Что угодно!

– Твоя жизнь в обмен на её.

Обухов отлип сам. Тяжело опустился на задницу, прижал руку к сердцу и жалостливо смотрел на меня снизу вверх.

– Так что, Андрей Григорьевич, чья жизнь стоит дороже – своя или охуевшей кровиночки? – насмешливо поинтересовался я. – Сейчас ночь и мне хочется выспаться. Так что жду подати к вечеру. В центральном клубе Мезурова.

Обухов кивнул, я повернулся и вышел, но по стечению обстоятельств замешкался, пытаясь влезть в ботинки без носков. Этой заминки хватило, чтобы услышать злой шепот Обухова, уверенного, что я уже ушел:

– Кончать его надо было, а не отпускать. Теперь всю кровь, уёбок, выпьет…

– Догнать может, Андрей Григорьевич?

Тяжелый вздох и звук грубой пощечины. По ответному визгу догадался, что досталось от души «кровиночке».

– Я хрен знает, кому легче жопу вылизать: Русу или Олегу. Буду надеяться, что Ермаков быстрее отойдет. Мезуров то сразу устраняет.

Я ухмыльнулся, достал телефон и набрал Олега Мезурова:

– Значит, Обухов? – уточнил он.

– А ты сомневался?

– Гнида в клубе не оставил ни одной зацепки. Только твои профурсетки навели на мысль, что главная именинница вечера и есть та самая похитительница. Так я вышел на Обухова.

– Хм… А что с ушлым управляющим клуба?

– Как обычно, разжалован в садовники. Теперь цветочки удобряет.

Ясно.

– Ты где? Я сначала домой, своих успокою, потом в салон, привести себя в порядок, - поделился я планами с напарником.

Олег цокнул языком:

– Я вообще-то у тебя. Так что тащи сюда кости, а там порешаем порядок дел.

Минут через сорок, трижды сменив такси, я приехал домой.

Даша подскочила первая, подпрыгнув, обхватила за шею и как мартышка зацепила ногами талию.

– Русик, мы так испугались! Тебя не было. На звонки не отвечал!

Алина заметила меня уже после Дашки. Завизжала, отпихивая сестренку, обхватила за талию и разрыдалась.

– Это я позвонила Олегу. Прости. Ты же никогда не пропадал так надолго.

Чуть морщась от болезненных ощущений после драки, я прижал к себе обе белокурые головки двух сестричек-девятилеток, и посмотрел в глаза брату, державшемуся в стороне, но явно испытывающему не меньше чувств от моего возвращения.

– Как ты?

– Нормально, Рус. Ты, эта, прости… Про футбол. Я же не знал. Больше девчонок одних не оставлю.

Я кивнул, теперь уже строго обращая внимание на позднее время и режим.

– Форс-мажор закончен, - скомандовал я, - живо умываться, чистить зубы и спать!