Я посетил сей мир

Бушин Владимир Сергеевич

«Бушин выступал с антиокуджавскими речами». Где? В каком зале? Перед какой аудиторией? Или по радио? По телевидению? Или на кухне у вашей тещи? Я выступил в «Литгазете» с критикой конкретного произведения, а не против Окуджавы вообще, многие песни которого, как я писал, мне нравятся до сих пор. Другое дело, как я стал к нему относиться после того, как он выразил восхищение расстрелом Дома Советов.

«Бушин написал статью. Но ее, конечно, не напечатали». Ну, что с вами? Повторяю: напечатали в «ЛГ», выходившей тогда огромным тиражом. А Баруздину я ее, разумеется, не предлагал.

Дальше вы уверяете, что услышали от меня: «Я отдал статью такому(!) Мише Синельникову», а «такой» Миша воскликнул: «Как же ты попрешь(!) против своего журнала?» Знаете, драгоценный, вам надо искать другую

работу, осваивать другую профессию… Миша Синельников, Михаил Хананович. был моим добрым младшим товарищем, я впервые напечатал его в «ЛГ», когда там работал. Мы были на «вы». И сказать мне «попрешь» он никак не мог. Возможно, я вам действительно сказал «ты попрешь», но вы же должны соображать, что одно дело – простецкий пересказ события третьему лицу, и совсем другое – само событие. Это азбука журналистской профессии. И какой от всего этого разит пошлостью!

И вот опять то же самое. Уверяете, что главред «ЛГ» С.С. Смирнов будто бы сказал мне: «Хочу побеседовать с тобой…» Bo-1-x, не побеседовать, а объявить о нежелательности моей работы в «Литгазете». Bo-2-x, в ту пору – ну поймите же! – не водилось такого панибратства, как сейчас. И Смирнов был со мною, конечно, на «вы».

ВСЕ ЗНАЕТ И НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТ

«Главредом «Нашего современника» стал Куняев. Разумеется(!), отношения с ним у Бушина, испортились сразу(!)», поскольку-де он сам хотел стать главредом. Все-то вы знаете, милейший, но ничего не понимаете. В людях, которые вам не нравятся, вы непременно видите негодяев. Да, с Куняевым отношения испортились, но вовсе не сразу, а только после того, как он вслед за Бурлацким в «Литгазете» смахнул с обложки НС портрет Горького, целый год печатал Солженицына, объявил горбачевско-ельцинскую контрреволюцию Божьей благодатью, ввел в редколлегию махрового антисоветчика Шафаревича, его устами со страниц журнала призвал вместо Антифашистского комитета в помощь Ельцину создать Антикоммунистический и судить 250 тысяч коммунистов, оклеветал Беломоро-Балтийский канал и т.п. То есть «отношения испортились» только после того, как ворох антисоветчины в журнале стал уже невыносим. А пока «процесс шел» и набирал силу, он меня печатал. Да и ныне, в глубине души, видимо, все-таки сознавая тяжкий грех своих деяний в те решавшие судьбу родины годы, Куняев ищет оправдания, примирения, забвения. У Твардовского хорошо сказано:

Немалые старанья о забвенье Немалого и требуют труда.

И вот на открытие номера посвященного 65-летию Победы, Куняев даже дал хорошую подборку моих стихов. Правда, потом в приступе величия прислал письмо, в котором эти стихи, без моей просьбы по доброй воле им напечатанные, назвал «публицистикой в рифму». Даже если так, а что такое хотя бы «Клеветникам России» Пушкина, «Смерть поэта» Лермонтова или «Не Богу ты служил и не России» Тютчева? Чистая «публицистика в рифму».

Видимо, в вас, Олег, неистребима жажда писать понаслышке и вы шпарите: «Баруздина, Ананьева, Залыгина трудно считать прорабами перестройки. А вот редактор гораздо более скромного «Знамени»…» Баруздин умер в 91 году, в журнале его заменил безвестный А. Руденко. А тираж «Знамени» доходил до миллиона. Какая же тут «скромность»?. Залыгин же, главный публикатор Солженицына в «Новом мире», вдруг стал американским академиком. За скромность? Ведь писатель-то весьма средний. Хотя я и похвалил в свое время его повесть «На Иртыше».

«Цензуру не устраивало в записках Ржевской о маршале Жукове то, что она писала, будто однажды Жуков назначил ей встречу, а у нее была путевка в санаторий». Недавно какой-то Цукерман заявил по ТВ, что в советское время была запрещена йога. Ему завидуете?

Чушь и второе замечание о цензуре в связи Ржевской. Ее лживые записки были напечатаны со всем этим вздором. (См. мою ст. об этих записках – «Кто дублировал Бабетту?» в кн. «За родину! За Сталина!»)

Но нелепость о цензуре вы продолжаете и в связи в «Роковыми яйцами» Булгаками, вещью совершенно бесталанной, как, впрочем, и упомянутое тут же «Собачье сердца».

«Надо отдать Соросу должное: он спас российские толстые журналы от гибели в условиях рынка». Отдайте. Он действительно спас журналы, но только те, которые ему были

нужны для разгрома России: упомянутые вами «Знамя», «Октябрь», «ДН», «НМ»… По словам самого Бакланова, он дал 4 миллиона долларов (ТВ, 5 мая 08, Культура. Повтор).

«Желчный старик. Поболтать с ним интересно, а дружить или просто часто видеться – нет уж, увольте».

Это особенно возмутило мою племянницу, которая принесла мне ваш журнал. Но я успокоил ее, сказав, что дружбы вам я не предлагал и не только часто, а даже еще хотя бы один раз встретиться со сплетником и «поболтать» – тоже.

В полном восторге от вашей статьи моя Аноська, упомянутая в ней. Она задирает теперь и нос и хвост: «Обо мне, наконец, заговорила столичная пресса…» Оценить литературные и нравственные достоинства вашей публикации моя собачка, к сожалению, не может. Впрочем, вскоре она, увы, околела. Не от вашего ли упоминания ее честного имени в вашем бездарном журнале? Говорят, что и он околел? Если так, то уж это точно – от таких публикаций, как эта ваша.

Хороши фотографии. Я могу их купить.

Всего !

4 мая 08, Красновидово».

КОЛЯ ГЛАЗКОВ ДА ТРЯПКИН КОЛЯ

По коридорам института бродили стихи Николая Глазкова такого рода:

Пусть говорят, что окна ТАСС Моих стихов полезнее – Полезен также унитаз, Но это не поэзия. Я на мир взираю из-под столика. Век двадцатый, век необычайный! Чем эпохи интересней для историка, Тем для современника печальней.

С Колей, уже по помню как, сложились очень добрые отношения. Никто не дарил мне столько своих книг, как Винокуров и он. Женя издавался много, у него выходило и по две-три книги в год, и мне он подарил десятка полтора. Колю печатали меньше, но с десяток своих книг подарил и он. А его бесчисленные письма, красочные открытки, а то и стихи на фантиках, что присылал он из поездок по всей стране. Где он только не был! И письма всегда были забавные, с выдумкой, с шутками, со стихами и о себе и в честь адресата. 31 августа 1976 года писал:

«Дорогой Володя Бушин! На поезде «Россия» По лучшей из дорог (Не видывал красивей!) Я еду на Восток!

Совершаю 14-е путешествие в сторону Уральского хребта! Из Владивостока предполагаю махнуть на Сахалин и, возможно, на Курилы.

С дружеским приветом!

Твой верный поэт и великий путешественник».

И кажется везде побывал, кроме Курил. Во всяком случае, поздравляя с Днем Победы, прислал в подарок акростих:

Бушуют яростные волны У Магаданских берегов, Шумят и пляшут своевольно И достают до облаков!.. Не волны эти так проворны – Упали облака на волны!

А раньше, еще в октябре 1973 года, когда он жил на Арбате, Коля прислал на цветной бумажке акростих еще более полного характера: «ВОЛОДЕБУШИНУ»

Волга серая и синяя Ощутила стужу льдов. Лучезарность снега, инея Оживляет дни уныния, Дни, бегущие по линии Ежегодных холодов

и т.д.

В 1975 году Глазков жил уже на Аминьевском шоссе и оттуда однажды прислал мне вот что:

ВРАГИ И СТИХИ

Писал я много на веку, Но все, народ, сожги, Коль хоть одну мою строку Вдруг запоют враги!