Я послал тебе бересту
Шрифт:
Сравнение находок тоже не давало сколько-нибудь существенных отличий. Ценности — в житейском, разумеется, а не в научном понимании этого слова — в землю попадают редко, а некоторые замечательные вещи из числа найденных на усадьбе «Д» могли бы встретиться и в быту других достаточно богатых горожан. Одним словом, если бы не грамоты, определить, что лопатами археологов раскрыта усадьба виднейших руководителей Новгородской республики, было бы просто невозможно.
Но, может, богатство Онцифоровичей, определившее их выдающееся положение в новгородском обществе, проявлялось во владении не одной, а несколькими усадьбами? Может, им принадлежала не одна, а несколько ячеек из тех сот, которые образовывали гудящий
Вопрос о том, кому принадлежала усадьба «И» в XIV веке, можно было решать только одним способом — поисками новых берестяных грамот в слоях XIV века. И такие поиски, продолжившиеся в 1958 и 1959 годах, дали вполне ясный ответ.
В шестом или седьмом ярусе напластований усадьбы «И» нашли обрывок берестяной грамоты № 362: «Осподену Юрию Онцифороцю Ондрике цоло бе. Послал есме тъ… и сво…».
В восьмом ярусе на той же усадьбе обнаружили целую грамоту № 370, начинавшуюся словами: «Поклон ко Юрью и к Миксиму от всех сирот». Залегание этой грамоты в слоях третьей четверти XIV века позволило предположить, что здесь снова назван Юрий Онцифорович, а не какой-то другой человек с тем же именем. Окончательно же убедиться в этом помог упомянутый в грамоте вместе с Юрием Максим («Миксим»). Но об этом со всеми подробностями расскажем в одной из следующих глав.
Эти две находки показали, что двумя усадьбами, а не одной семья Онцифоровичей обладала уже во времена Юрия, во второй половине XIV века. С верхнего этажа построенного им терема он мог обозревать оба своих владения… Кому же вторая усадьба принадлежала в еще более раннее время?
Костяная рукоятка ножа парижской работы начала XIV века, найденная на усадьбе Онцифора. Увеличено.
Ответ дают две грамоты, относящиеся к числу самых замечательных находок экспедиции за все время раскопок. Одна из них — грамота № 354 — обнаружена последней в сезоне 1958 года. Другой грамотой — № 358 — открылся раскопочный сезон 1959 года. Обе грамоты происходят из слоев девятого яруса и обе написаны собственноручно Онцифором Лукиничем. У нас еще будет время и возможность прочесть оба письма Онцифора. Сейчас же для нас важно лишь одно: находка грамот Онцифора на усадьбе «И» убеждает в том, что и в середине XIV века усадьбы «Д» и «И» имели одного хозяина. Отсюда Онцифор уходил на вече и в походы, сюда он вернулся после отречения, и отсюда же его вынесли в гробу на белых полотенцах.
Однако, когда еще Онцифор находился в зените своей славы или незадолго перед тем, на усадьбе «И» раздавались иные голоса и иные заботы одолевали ее жителей.
В том же девятом ярусе, из которого извлечены письма Онцифора Лукинича, на усадьбе «И» одна за другой стали попадаться грамоты, прямой связи с посадничьим бытом явно не имевшие. В девятом ярусе встретилось три таких грамоты. Вот они:
Грамота № 177 начинается словами: «Поклон от Максима к попу…».
Грамота № 368. Обрывок, но с хорошо читаемым началом: «Се благослови, попе Максиме…».
Грамота № 317 — снова обрывок, на этот раз из заключительной части письма: «…хо сльзы проливаюста пред богъмо. За то гне божий на васо меце, поганый. А ныне покайтеся того безакония. А на то дело оканеное немного поводит. А тых бы хотя и постыдетеся» — «…тех слезы проливаются перед богом. За то гнев божий на вас мечет, поганые. А ныне покайтесь в том беззаконии. А на то дело окаянное немногих наущает. А от тех бы добровольно и не отречься». Автор письма, раздраженно браня кого-то, привычно пользуется трафаретными церковными оборотами. Это и понятно, если две предыдущие грамоты адресованы ему, в чем вряд
В десятом ярусе не найдено ни одной грамоты, сохранившей имя адресата или своим содержанием раскрывающей специфику его основных занятий. А в одиннадцатом и двенадцатом ярусах, которые датируются 1281–1313 годами, снова таких грамот несколько.
Два берестяных ярлыка из тех, что привязывались как этикетки к разным предметам для обозначения их принадлежности. На грамоте № 319 слова: «Еванове попове», то есть «попа Ивана». И на другой грамоте № 323: «Марии црн», то есть «Марии черницы», «монахини Марии».
Грамота № 331 изодрана в клочки, но отдельные слова, вернее обрывки слов, прочитать можно: «…го слово пло… гю еще на не азо… господине ярости о…». Как ни изуродован этот текст, в нем ясно проглядывает церковно-литературное содержание.
Наконец в грамотах № 329 и 330, найденных здесь же, их автор благочестиво вздыхает: «Господи, помоги рабу твоему». И здесь же, в слое двенадцатого яруса, — необычная находка: серебряная масленка для елея, предмет, которым пользовались только полы.
Перечисленные находки, собранные вместе, свидетельствуют, что усадьба «И» в конце XIII века и в первой половине XIV века принадлежала попам. Попы жили здесь неподалеку от своего «рабочего места». К раскапываемому участку вплотную примыкают, по крайней мере, три церкви: Спасская, Козмодемьянская и Саввинская. Из этих церквей Саввинская существует, по показаниям летописи, уже с XII века. Мы не знаем пока, купил ли Онцифор Лукинич усадьбу «И» у попов или она и раньше принадлежала Мишиничам, а попы арендовали ее у них, но что сами Мишиничи до времен Онцифора не жили здесь, вполне очевидно.
Вернемся теперь на усадьбу «Д», чтобы познакомиться с ее обитателями первой половины XIV и конца XIII века. Зная историю ближайших предков Онцифора, мы можем «запланировать» здесь ряд встреч. Например, с отцом Онцифора Лукой или с дедом Онцифора Варфоломеем. Не будем, однако, спешить. Мы расстались с усадьбой «Д» в 1955 году, когда там были найдены очередные грамоты, адресованные Юрию и Онцифору. В следующие шесть лет с расширением работ на этой усадьбе количество грамот пополнялось из всех слоев от XIV до XI века, но коллекция «посадничьих» грамот увеличилась лишь на одну.
Впрочем, в эту коллекцию тогда же мог быть включен еще один документ, правда, с другой усадьбы («Е»).
Грамота № 273, найденная в 1957 году в слоях с дендрохронологической датой 1340–1382 годов, сохранила первые две строчки с именами отправителей и адресатов: «Поклоно от Павла и от всих Мравгици ко Юрегу и ко Офоносу…». «Ко Юрегу» значит «к Юрию». Дата грамоты совпадала с начальным периодом деятельности Юрия Онцифоровича. Поэтому ее следовало бы отнести к числу «посадничьих» писем. Но кое-что в этой грамоте смущало. Юрий в ней был назван только по имени без отчества, его не титуловали «господином». И рядом с именем Юрия стояло имя еще одного адресата, какого-то Офоноса, до сих пор не встречавшегося среди Онцифоровичей. Взвесив все «за» и «против», грамоту № 273 решили в число «посадничьих» писем не включать. При издании она была описана как письмо, полученное какими-то неизвестными Юрием и Афанасием.
Но спустя шесть лет после ее находки, в 1963 году, разбирая и изучая громадные вещевые коллекции Новгородской экспедиции, к истолкованию этой грамоты привлекли маленькую костяную печать, найденную еще в 1954 году. Эту печать, в древности оттискивавшуюся на воске, нашли в очень поздних слоях второй половины XV века. И надпись, вырезанная на ней, в момент находки не способна была ни у кого вызвать каких-нибудь припоминаний. На печати стояло имя владельца: «Офонаса Онцифо». Афанасий Онцифорович. Мало ли кому из новгородцев могло принадлежать такое имя! К находке не возвращались, о ней забыли.