Я поступила в университет (сборник)
Шрифт:
Когда-то меня тошнило от вида крови, на меня нападала слабость, спазмы сжимали желудок, черные точки мелькали в глазах, поэтому моя семья – врачи в трех поколениях – решила, что для медицины я не подхожу. Но с годами, пережив рождение дочери и смерть мужа, я уже не была такой нежной.
Он закрыл глаза. Я отвернулась и увидела мальчика на трехколесном велосипеде в проеме двери, он с любопытством смотрел на дядю, открыв рот. Увидев удивленные глаза мальчика, мне почему-то вспомнилось, как однажды наш сосед по ереванскому дому, семнадцатилетний подросток, упал в шахту лифта с шестнадцатого этажа. Он
Соседи вызвали скорую, и по непонятно каким совпадениям мой папа приехал на вызов: спасать мальчика, которого знал с рождения. Отец умирающего пополз к папе на коленях: «Аствац-джан, бжишку-джан, мерси, ты спасешь его».
Сосед-подросток умер по дороге в больницу.
Мальчик вывел меня из ступора. У меня тоже маленькая дочь, и сейчас она одна. Бабушка и дедушка с ней, но не папа и мама.
Я побежала к входной двери. Незнакомец (я не помню его имени) на удивление резво вскочил с кровати, в два прыжка оказался у двери и преградил мне путь к побегу.
– Что ты хочешь? – спросила я, удивляясь спокойствию своего голоса.
– Чтобы ты попробовала вместе со мной.
– Я не буду. Выпусти меня.
– Нет.
Даже в полутьме коридора было отчетливо видно, как темнеют и растут его зрачки, ему бы лечь и ловить глюки, а не выяснять отношения со мной: будешь – не будешь. Мне на мгновение обидно стало, что он меня совершенно не воспринимает как объект сексуального домогательства. Я вообще не могла взять в толк, зачем он привел меня сюда и чего добивается. Мысли вспышками мелькали в голове:
«Неужели я произвожу впечатление девицы, которую можно затащить в вертеп, чтобы уколоться на пару?»
«Даже сейчас, со странным взглядом куда-то вглубь, он потрясающе красив!»
«Ну почему он оказался наркоманом, блин?!»
– Хочешь, я дам тебе денег? – вдруг спросила я и сама удивилась. – Тебе же нужны деньги на новую дозу.
Он не шевельнулся. Мальчик по-прежнему сидел на своем велосипедике в коридоре и с любопытством смотрел на нас. Я открыла сумочку.
– Смотри, мне вчера выдали зарплату, – я вытащила тоненькую пачку денег и показала ему. – Поделим честно пополам. Половину – тебе, половину – мне.
И протянула ему деньги. И вдруг он засуетился, руки у него задрожали, он, пряча взгляд, схватил деньги, забегал по коридору, натыкаясь на мальчика.
– Где мама? – спросил у него.
– Мама спит на кухне, – серьезно ответил мальчик.
– Она всегда спит после дозы, – объяснил грузин.
– Тетя, дай мне рубль, – попросил мальчик.
Я уже никого не слушала, нащупала замок, рванула дверь на себя. Он закричал мне в спину:
– Подожди, я тебя провожу!
Не помню, как спускалась на лифте, как выбежала из подъезда, совершенно не понимая, где нахожусь и в какой стороне метро. Темно, какие-то тени шатаются у подъезда.
– Направо, здесь направо, – я обнаружила его рядом с собой, он все-таки вышел следом за мной.
Я побежала,
– Останови мне машину, – крикнула я ему.
– Конечно-конечно, – он с готовностью бросился к обочине и вскинул руку.
Сразу остановилась какая-то «тойота».
– Друг, – сказал он, – мою подругу подвезешь, куда она скажет?
– Садитесь, – кивнул мне водитель.
Я устроилась рядом с водителем и уже захлопнула дверь, как незнакомец вдруг протянул водителю в открытое окно мои деньги:
– Это за проезд (грузин же – что бы ни случилось, он должен заплатить за девушку) И повернулся ко мне: – Я тебе позвоню.
– Даже не вздумай, – разозлилась я окончательно, – не забудь, что я знаю, где ты живешь. Я сообщу в милицию, и они накроют ваш притон. Поехали же скорей.
Машина сорвалась с места с визгом, понеслась вперед по ночной Москве. Я видела в боковое зеркало, как он одиноко стоял на тротуаре и (нет, в это невозможно поверить) махал мне рукой.
И я вдруг разрыдалась. Настигло меня всё-таки. Размазывая тушь по лицу, задыхаясь слезами, икая и кашляя, я вылила на водителя всю свою историю одиночества и неудачного свидания.
И знаете, что он мне сказал, когда я замолчала?
Он сказал:
– Я не понимаю: что вы, нормальные славянские девушки, в этих черножопых находите?
У меня аж весь стресс прошел.
– Так я же сама черножопая! – сказала я ему. – Машину останови! Приехали!
– Идиотка, – сказал мне водитель на прощанье. Что есть абсолютная правда.
Пятнадцатый квартал
– Свэта-джан! – кричала маленькая пожилая женщина на весь венский аэропорт, где у нас с мамой была пересадка на вашингтонский рейс.
Мама отодвинула чашку с кофе и завертела головой во все стороны.
– Это Иоланта! Ее прокуренный голос!
– Свэт! – женщина бежала к нам, сильно припадая на правую ногу, как хромая гусыня.
– Иоланта! – мама протянула к ней руки. – Как ты меня узнала? Я совсем седая, волосы десять лет не крашу.
– Свэта-джан, ти такой же красывый! Я твой дочка узнал. Он такой, как ти многа лет поназад. – Иоланта обняла меня. – Помнишь, ты орал под столом, балик-джан (детка)?
– Иоланта, Иоланта! – мама гладила по соломенным волосам своего неизменного «мастера парикмахерского дела», как гордо называл Иоланту папа. – Никого из твоих клиентов не осталась. Ни Розы, ни Вали, ни Римы. Я плохо вижу… А ты по-прежнему выжигаешь свои великолепные черные кудри перекисью? Где ты живешь, Иоланта?
– Я в Бейрут вернулся и пожалел, что Ереван бросил, – плакала Иоланта. – Ти куда летал?
– Я в Америке живу, у дочки.
– Саша тоже?
– И Саши нет…
– Вах, мама-джан! Мой лучший доктор! Нога болит, никто не понимал, а Саша лечил. Я хожу без палка.
– Ты счастливая, Иоланта! Пережила полиомиелит, а твои сестры – нет.
– Свэт, ти помнишь мой квартира в пятнадцатый квартал?
– Еще бы! – счастливо и молодо засмеялась мама. – Там был секретный краник на батарее, и, когда ни у кого не было ни горячей, ни холодной воды, у тебя была. Как держался начес из волос, вымытых водой с ржавчиной из батареи! Неделю! Без лака!