Я промазал, опер – нет
Шрифт:
Женщина смотрела на меня сосредоточенно и хмуро, как на своего потенциального врага. Значит, понимала, что съела мое мясо. В ее взгляде чувствовалась нехватка уверенности, но и страха не было. Зато угадывалась хоть и не злая, но как минимум малоприятная ирония. А недостаток уверенности она компенсировала тем, что неторопливо поднесла руки к подбородку, сцепив их по пути в замок, на который спокойно и уложила голову. Этим жестом она подсознательно защищала свою грудь и подбородок, а в сцепленных в замок ладонях концентрировала энергию, которую могла направить против меня.
Она сидела за приставным столом, слева от нее находился Мережик, а я занял место в ряду стульев, спинками прижатых к стене. Хотелось скрестить руки на животе, но тогда женщина могла подумать, что я боюсь ее и закрываюсь, чтобы она не смогла меня уязвить. Поэтому я сел, откинувшись назад и расправив плечи, раскрытыми ладонями опершись о бедра. И ноги сильно раздвигать не стал, но это уже из этических соображений. Рядом со мной с недовольным видом опустился Вадим Агранов и тут же оказался в фокусе женского взгляда. Похоже, начальница почувствовала его неприязнь. А как она думала? В уголовном розыске люди работают, а не борются за права эмансипированных женщин...
Глядя на нее, я уже не думал о том, что мое место она заработала чем-то непотребным. Ну не позарился бы на нее генерал. Да и Хворостов тоже... Может, я и впрямь стал жертвой гипертрофированной феминизации?.. Если так, то я не должен злиться на эту женщину. Но при этом вправе бежать из этого дурдома, в который превращалась наша славная милиция.
– Прошу любить и жаловать, капитан Бесчетова Дарья Борисовна, – пристально глядя на меня, представил начальницу Мережик.
Похоже, он внушал мне, что я обязан любить ее и жаловать. Напрасные потуги. Я сидел с непроницаемо беспечным лицом и мысленно чихал на мысленные посылы начальника. Он молодой и перспективный, пусть сам любит всех, кого жалует. А я всего лишь номер отбываю, ну и заодно думаю о пенсии. Всего-то два года, и здравствуй, свободная жизнь.
– Дарья Борисовна служила в управлении уголовного розыска нашего ГУВД, работала в отделе по раскрытию имущественных преступлений, – продолжал майор.
Агранов демонстративно зевнул, чем заслужил мысленные аплодисменты, и, похоже, не только с моей стороны. Я заметил, как, сдерживая смешки, опустили глаза Витя Кузема и Антон Данилов. Но при этом я почему-то не обрадовался, а напротив, загрустил. До чего же ты докатился, капитан Петрович, если такие каверзы против своих недругов поощряешь?.. Так и застыдиться недолго.
– Четыре года стажа, восемь благодарностей от начальства.
– Всего четыре? – удивленно спросил Вадим.
– До этого я работала инспектором по делам несовершеннолетних, – строго посмотрев на него, довольно жестким тоном сказала Бесчетова. И, слегка замявшись, добавила: – Три года.
Голос у нее был слегка дребезжащий, с гортанной хрипотцой, но слух он вовсе не раздражал, скорее наоборот.
– Впечатляет.
– А чего тебе так весело, Агранов? – насупил брови Мережик. – Дарья
– Кто бы сомневался, – буркнул Вадим.
– А ты, Петрович, чего молчишь? – провокационно, как мне показалось, спросил Мережик.
Похоже, он хотел, чтобы я излил свое недовольство прямо сейчас, при нем, чтобы затем не ошпарил им Бесчетову.
– А мне что, слово давали? – с наивным удивлением спросил я.
– Что-то громко ты молчишь, Петрович.
– Не знаю, не слышу.
– Ну-ну... Дарья Борисовна, вы, если что, говорите мне, жалуйтесь, я всегда вас поддержу. – Мережик смотрел на меня, а обращался к Бесчетовой.
– Я не привыкла жаловаться, – покачала головой женщина.
Эта фраза прозвучали бы пафосно, если бы не совершенно спокойный тон, которым она ее произнесла.
– Ну, тогда у меня все. Вы, Дарья Борисовна, можете идти, осваивайтесь в своем кабинете, а через два часа я вас всех снова соберу... Все свободны. А ты, Петрович, останься.
Я лишь слегка пожал плечами. Надо так надо. Я лицо подневольное, к тому же бесперспективное, как могу ответить отказом своему начальнику?.. На Бесчетову даже не глянул... Впрочем, если она потребует приветствовать свою персону троекратным «ку», я, пожалуй, не откажусь, по той же причине. Но пусть сначала потребует...
Не знаю, может, она почувствовала ноту, на которой вибрировала моя душа, или у нее был какой-то замысел, но в дверях она остановилась и, взыскательно глянув на меня, обратилась к начальнику:
– Товарищ майор, если можно, пусть капитан Петрович зайдет потом ко мне.
– Ну конечно, товарищ капитан! – прощально улыбнулся ей Мережик.
И, оставшись со мной с глазу на глаз, не без упрека сказал:
– Напрасно ты на нее дуешься, Петрович. Она к нам вовсе не стремилась, ей и в управлении было неплохо. Ну попала генералу вожжа под хвост, что ж теперь?
– Да я понимаю, – равнодушно сказал я.
– Понимаешь. А вид похмельный. Знатно, видать, употребил.
– Вчера не жаловался.
– А сегодня?.. То-то же... Почему не спрашиваешь, сколько Бесчетовой лет?
– Все равно.
– Тридцать шесть, твоя ровесница. И всего семь лет стажа... Она раньше в солидной фирме работала, в юридическом отделе. А муж в милиции служил, в управлении, в уголовном розыске, как раз в том отделе, где она до нас была. Может, помнишь, был такой капитан Бесчетов.
– Ну, помню... Он с нами по кражам работал, – вспомнил я. – Убили его.
Память у меня хорошая, пока не жалуюсь. Потому и Бесчетова смог вспомнить. Ему и тридцати не было, когда его застрелили. В городе тогда орудовала банда борсеточников, Бесчетов пытался одного задержать, а у преступника оказался пистолет... В общем, пал капитан смертью храбрых. А ведь неплохой был парень, бойкий, улыбчивый и дело свое четко знал.
– Ну вот видишь, сам знаешь... Когда это случилось, Дарья наша Борисовна уволилась, надела погоны. Сразу в уголовный розыск ее не взяли, но баба она упрямая, своего добилась. Я так понимаю, дело мужа продолжила...