Я разукрашу твое личико, детка

Мандзони Карло

На нижнем этаже в салоне у стены стоит большой шкаф. Отворяю его, влезаю. В глубине шкафа дверь. Открываю ее, вхожу. И попадаю в старую часть дома. Я сразу сообразил, что это задняя комната. Она вся заставлена мебелью. Кругом пыль, на стенах фотографии торговцев муравьями, рисунки муравьиных гнезд.

Я повесил Шалфейчика на вбитый в стену гвоздь и стал спокойно осматриваться вокруг.

Этот

Джим Стеккино маскирует свои грязные делишки, притворяясь торговцем муравьями. Довольно странный вид коммерции. Не думаю, чтобы он продавал больше одного муравья в год. Да еще за границу. Я обшарил все комнаты и наконец нашел то, что искал.

За картиной, изображавшей какого-то типа, разоряющего гнездо муравьев, я обнаружил несгораемый шкаф. В две минуты вскрыл его и на нижней полке увидел кожаную желтую сумочку. Вынул ее и показал Ату Шалфейчику, по-прежнему висевшему на гвозде.

– Хороша сумочка?– спрашиваю.

– Проклятые фараоны, – процедил он сквозь зубы.

Я сунул ему в рот скомканную промакашку, и он заткнулся.

Открываю сумочку. А в ней полно желтых заклеенных конвертов и на каждом аккуратно выведено имя.

Я пересчитал их. Ровно восемьдесят два конверта. Восемьдесят два человека, которых шантажируют. Я спрятал конверты в сумку и закрыл ее.

– Превосходно, – говорю. – Но куда все-таки делся твой достойный приятель?

Шалфейчик невнятно замычал и воровато отвел глаза. Я вздохнул.

– Ничего не поделаешь, – говорю. – Придется вернуться в «Морено» и побеседовать с Блю Катарро.

Я снял Шалфейчика с гвоздя и поволок его к выходу, крепко сжимая сумку под мышкой, а Шалфейчик стал тихим, покорным и сам без разговоров долез в машину. Но тут я увидел у него на заду красное пятно.

Нагнулся и вижу, что это вроде знак, оставленный помадой. Понюхал: цикламен.

– Черт побери,– говорю. Отпихиваю Шалфейчика и сам лезу на сиденье. На нем помадой выведены какие-то знаки, но попробуй их расшифровать. Этот проклятый Шалфейчик уселся на них своими ягодицами, и буквы расплылись. Я пригляделся повнимательнее. Всего знаков три. Но видно, что их накалякали в дикой спешке. Я сразу разобрал, что одна буква «3». Затем идет не то «Г», не то «А». А третью сам черт не разберет. Не черт, а тысяча чертей!

«Ведь Дуарда сидела за рулем». Я сел за руль и попробовал снова разобрать причудливые знаки. Конечно, «3» последняя из трех букв. Первая должна быть «Г». А буква посредине – наверняка «А». Газ! Ясное дело, газ! Но что Дуарда хотела сказать этим словом?

Болван я и кретин! Кухня с газовой плитой. Когда я оставил Дуарду в машине и пошел за бензином, худой, должно быть, заметил, что мы остановились. Он обошел вокруг дома и вернулся назад. Он и этот выродок Ат Шалфейчик похитили Дуарду и заперли ее в кухне. Она попыталась предупредить меня, нацарапав помадой слово «газ» на сиденье машины.

Я схватил Шалфейчика за шею и хлопнул его о радиатор «блимбуста». Потом взял английский ключ и стал ему пересчитывать

зубы.

– Паршивая тварь, – говорю. – Вы вернулись за Дуардой, а ты ни гу-гу.

– Ты меня об этом не спрашивал. – промычал он.

– Куда вы ее дели?

– Не знаю, – отвечает. – Мы погрузили ее в машину, а потом Джим Стеккино отвез меня в «Морено». Мне в полночь заступать на дежурство.

– А я и забыл: ты телохранитель господина Катарро.

Я еще раз прошелся по его зубам английским ключом и впихнул этого недоноска в «блимбуст».

– Надо поторопиться, – говорю.

Включил мотор и понесся. Шалфейчик показывал мне дорогу, стуча от страха уцелевшими зубами.

Наконец я остановил «блимбуст» прямо у железной дверцы в кирпичной стене. Схватил сумку и спрыгнул на землю. Огрел Шалфейчика по кумполу, подцепил его за брючный пояс и поволок за собой.

Открыл дверь и очутился в просторной комнате с красными стульями и плетеными столиками.

Смотрю, в откидном кресле удобно устроилась Дуарда и беседует по телефону. В правой руке она сжимает пистолет. Я поглядел, куда направлен ствол, и вижу, что напротив сидит моя старая знакомая. Вдова с фиолетовыми глазами. «Значит, Дуарде удалось отнять у нее пистолет», сообразил я.

– Не помешал? – спрашиваю.

– Скорее приезжай, – крикнула Дуарда в трубку, положила ее на рычаг и кинулась ко мне.

Я бросил Шалфейчика на пол и обнял Дуарду, она без лишних слов запечатлела на моих губах поцелуй. Только открыл глаза, вижу, что Дуарда смотрит мне за спину.

Я сообразил, что это вдовушка подобралась сзади. Недолго думая резко согнул правую ногу и лягнул ее ботинком. Чувствую, что врезал кому-то каблуком. Но это оказалась не вдова, а Шалфейчик. Он очухался и хотел меня немного пощекотать. От удара ботинком он взвился к потолку и рухнул вниз головой прямо за вырез лифа Дуарды. Я схватил его за ноги и вытянул оттуда.

– Ах ты наглец, – говорю. – Я тебя отучу совать нос куда не положено. – И завернул ему руки за спину.

Потом бросил взгляд на вдову.

– Привет, красотка, – говорю. – Давненько мы с тобой не виделись. Тебе бы не мешало уплатить мне за убытки. А то ты изрядно порезвилась в моем доме.

Я подошел и отвалил ей такую оплеуху, что кресло разломилось надвое и блондинка очутилась на полу. На лице у нее в эту минуту было такое же выражение, как у мясорубки, если только у той есть свое особое выражение.

– Она работает на пару с Джимом Стеккино, – говорю…– И очень неплохо. Но пока не мешает ее связать.

Так я и сделал. Потом взял кожаную сумку и показал ее Дуарде.

– Тут лежат ровно восемьдесят два конверта. Восемьдесят два неопровержимых доказательства гнусного шантажа.

Дуарда бросилась мне на шею:

– Яко, ты великий человек! – воскликнула она и ласково поцеловала.

Я бережно освободился из ее объятий.

– Расскажи, что с тобой произошло, когда я оставил тебя одну в машине и отправился за бензином?