Я родилась пятидесятилетней. Книга вторая
Шрифт:
Вздохнув, я спустился вниз к семье. Я и так слишком мало уделял им внимания в последнее время.
— Одно её маленькое вынужденное «да», и ты уже спешишь отблагодарить её… — Элис со счастливым лицом ожидала меня в гостиной.
В её мыслях я наблюдал курьера, который вручает Белле мой небольшой подарок.
— Ты же знаешь, её согласие или несогласие не влияли на посылку.
Я видел в мыслях сестры, как девушка с недоумением разглядывает старинное ручное зеркало в серебряной оправе.
— Подпись «Белоснежке»? Да ты романтик!.. О… — к видениям сестры добавилось ещё несколько сцен.
— Гребень и шкатулка
— Когда-то в таких шкатулках хранили ленты и украшения.
— И красные яблочки на десерт, верно?
— Целая корзина, — рассмеялся я.
— Будешь отправлять курьера каждый день?
— Ты же видишь, что буду…
В моих планах также значился огромный букет пионов, очаровательный яркий комплект из шарфа и шапки, будто созданный дополнить незабываемые перчатки Беллы, пополнение библиотеки Форкса, в которую девушка периодически заглядывала, и другие хулиганства, которых требовало мое покорённое сердце.
— Я бы не устояла, — мечтательно улыбнулась Элис и послала мне воздушный поцелуй.
Я вздохнул.
Как же долго тянется время.
Титаническими усилиями я смог дождаться дня встречи. Воскресную ночь я провёл в спальне Беллы, с удовольствием заметив зеркало на прикроватной тумбочке. Как будто его новая хозяйка смотрелась в него перед сном.
— Ты красивей всех на свете, — трепетало в моей груди мёртвое сердце, пока я любовался расслабленными губами и длинными ресницами любимой.
Возможно, она гадала, кто даритель?
Её немного испытующий взгляд днём, когда я подъехал, чтобы отвезти ее, свидетельствовал о том, что я в списке этих подозреваемых. Я не собирался отказываться от этой маленькой игры в инкогнито:
— Да-да, я знаю, ты делаешь это только ради Бо и всё ещё подпираешь стулом дверь к нашей дружбе, — как мог беззаботно пропел я, помогая девушке сесть.
В её волосах я с ликованием заметил гребень с жемчугом, который курьер привёз несколько часов назад. Я специально остановил свой выбор не на большом гребене-пейнета, который испанские модницы два века назад носили под мантильей, а на аккуратном серебряном украшении, которое сейчас почти тонет в густых волосах цвета красного дерева. Особенно мне понравилось, что благодаря замысловатой, изящной причёске мисс Свон это маленькое украшение было ненавязчиво скрыто, и лишь более высокому, чем сама дама, человеку — мне, например — становилось заметно, как гребень уютно устроился среди блестящего шёлка волос. Несколько выбившихся тонких прядок свисали вдоль висков Беллы упругими пружинками, придавая всему её облику аристократичность и утончённость.
— Я рада, что ты помнишь моё заявление о закрытой двери… — вздох Беллы выражал облегчение.
Что? Ах, да… «Дверь закрыта, ручка подперта стулом, ключ проглочен и уже переваривается».
Мисс Свон просто не знала, что я был достаточно вероломным, чтобы попытаться влезть в её сердце через окно…
— И я рада, что ты не злишься на меня, Эдвард.
Злюсь на неё? Три ха-ха! Кажется, я потерял способность к подобному:
— Я уважаю принципиальность, но ещё больше я люблю здравый смысл, Белла.
Девушка позволила себе слабую улыбку.
Едва ли следя за дорогой, я впитывал эту её эмоцию всем своим существом, а затем почти нагло решил закрепить успех:
— Но если ты ощущаешь потребность позаботиться о моих чувствах, я ничего не имею против.
Её
Я понял, что она не ненавидит меня. Мне открылась женщина, которая быстро привязывается к людям, имея невероятный успех благодаря своей открытости, искренности, но которая слишком болезненно воспринимает потери, и поэтому предпочитает не рисковать, раздавая вторые шансы направо и налево.
Поездка закончилась удачно, мне удалось поговорить со старым другом отца, который принял меня за родного сына Карлайла и заметно обрадовался новостям о бывшем коллеге. Отец будет счастлив узнать, как хорошо сложилась жизнь этого талантливого доктора, с которым Карлайл по понятным причинам почти прервал переписку. Именно мистер Сандерленд помог чуть растерянной Белле найти поначалу знакомых ему хирургов, а потом и онкологов…
Пока девушка общалась с очередным врачом, демонстрируя удивительную, нет, феноменальную осведомлённость, я стоял неподалеку, беседуя с другом отца, который вспоминал их общую практику.
— Ваша невеста немного старше вас, верно? — внезапно перевёл тему мистер Сандерленд.
Я удивился больше заявлению о возрасте, чем о статусе, так как сосредоточившись на разговоре Беллы, упустил мысли Дерека, предшествующие этому предположению.
— С чего вы взяли, сэр?
— Я просто умею считать и ещё не разучился слышать, — рассмеялся уже не практикующий хирург, прищурив подслеповатые от возраста глаза.
— Ещё двадцать два года назад Эсми не была беременна, молодой человек… А я слышал, что вы младший сын. Даже если эта девушка рано закончила школу, судя по разговору с уже паникующим Говардом, она сейчас находится как минимум на третьем курсе, и мне интересно, где в нашей стране готовят таких специалистов, которые способны, еще не выпустившись, смутить бывалого практика своими дотошными вопросами. Хотя Файерс больше писака в последние годы…
Значит, я не один заметил странное несоответствие внешности и содержания…
— Вы очень удивитесь, если я скажу, что Белла младше меня на полгода, а школу закончит только через год? — улыбнулся я собеседнику.
— Вы меня разыгрываете? Это у вас, верно, от вашего дяди Эмметта.
Я чуть усмехнулся воспоминаниям Дерека о моем «брате-дяде»:
— И, тем не менее, я говорю чистую правду. Но мисс Свон действительно отлично разбирается почти во всём, что касается медицины.
Разговор Беллы с «паникующим Говардом» заметно подходил к концу. Девушка только что отклонила несколько новых экспериментальных методик, которыми желал поразить молодую и симпатичную специалистку именитый врач, написавший несколько научных работ.
— Вы не поняли, — тихо, но зло перебила Белла, когда онколог, которому было меньше сорока, начал доказывать, что химиотерапия — прошлый век, а в его клинике едва ли не изобрели лекарство от рака. — Доктор Файерс, мне нужно стандартное, проверенное и действенное на этой стадии лечение, а не ваш дорогой и неисследованный препарат, который ни разу не претендует на философский камень, каким вы заученно его мне расписываете. Когда обедневшие, похоронившие родных родственники и ваши мёртвые пациенты наконец вскроют вашу скрытую под жаждой наживы совесть, я буду готова продолжить наш разговор…