Я сам судья. Я сам палач
Шрифт:
Проснулся сторож, находившийся на другой стороне здания, прибежал. Тоже выпил человек, крепко спал. Примчался на «Ладе» владелец торговой точки, схватился за голову. Очевидцев случившегося явно не было. Люди, появившиеся позже, в счет не шли.
В единственном жилом доме, выходящем на дорогу, окна оставались темными. Даже на третьем этаже, где за занавеской поблескивал любопытный глаз. У этого человека хватало сообразительности. Он не высовывался.
Прибыл эвакуатор. Люди в комбинезонах быстро извлекли «Лексус» из западни, погрузили на платформу. Передок машины был смят в лепешку. Удивительно, что никто из пассажиров не
К часу ночи на месте происшествия остался только раскуроченный магазин, несколько зевак и лужа крови на проезжей части. Подошла поливальная машина, смыла ее.
Виновников «торжества», особо не афишируя, доставили в полицию. Молодые люди относительно протрезвели, галдели, что ничего не видели, ни в чем не участвовали. Были пьяные? Имеют право! Они не собираются свидетельствовать и что-то подписывать! Их от греха подальше упрятали в пустой кабинет и решили пока не отпускать.
Никиту изолировали от прочих. Всем было понятно, что именно он находился за рулем. Об этом свидетельствовал и охранник из «Тануки», откуда ехала загулявшая компания.
Никита сидел в кабинете капитана Каретникова весь нахохленный, злой. Страж порядка тоже не испытывал удовольствия от общения. Он знал, на кого зарегистрирован «Лексус» и кто сидит напротив. Матвеев Никита Эдуардович, девятнадцатилетний оболтус, мажор, прожигатель жизни, достойный представитель местной золотой молодежи.
Единственный сын Эдуарда Геннадьевича Матвеева, владельца и председателя совета директоров банка «Элегия», самого крутого в городе предпринимателя, способного влиять на мэра, депутатов, руководство полиции. Фактически он заправлял всем в этом городе. Ни один мало-мальски значимый проект не обходился без вердикта Матвеева. Он имел полезные связи в столице.
Этот человек никогда не лез в первые ряды, не светился на телевидении, в других средствах массовой информации. Он был незнаком большинству рядовых обывателей. Но те персоны, карьера которых зависела от него, знали о нем не понаслышке. Доставить неудовольствие Матвееву считалось равнозначным обвинительному приговору. А после того как Эдуард Геннадьевич всерьез замахнулся на депутатство в Государственной думе, осторожные люди и вовсе старались не связываться с ним.
– Засиделся ты что-то в капитанах, Каретников, – процедил сквозь зубы трезвеющий Никита. – Тебе старлея скоро дадут. Ну и чего уставился? – Парень начал закипать. – В кутузку хочешь отправить? Хрен-то там, не прокатит. Не сбивал я никого, понял? Баба покончить с собой решила, вот и бросилась под колеса! Телефон верни, чего отобрали? Мне отцу позвонить надо. Ты что, арестовал меня?
Капитан Каретников скрипел зубами и молча сносил оскорбления заносчивого молокососа. Парень убил ни в чем не повинную девушку, на что ему было глубоко и искренне плевать. Воля капитана, он бы размазал подонка по стенке! Но как потом жить? Двое детей детсадовского возраста, кредит на приличный внедорожник. Он не сказал ни слова, забрал со стола протоколы, подписанные следователем Свиридовым и автоинспектором Селиным, подтолкнул задержанному его же смартфон и вышел из кабинета.
Никита схватился за аппарат, отыскал номер дрожащими пальцами. Он страшно боялся гнева родителя и получил по полной программе! Сбиваясь, косясь на закрытую дверь, парень что-то лепетал. От страха отнимались ноги, язык нес полную ахинею.
Отец, разбуженный среди ночи, все понял и впал
– Кретин! Идиот! – это были самые невинные характеристики отпрыска. – Ты окончательно охренел?! Я этому тебя учил?! Сиди в ментуре и рта не раскрывай, понял, недоносок?! Ничего не подписывай, не давай никаких показаний! Прибудет мой адвокат… черт, я сам приеду через час! И дружкам своим скажи, чтобы молчали как рыбы! На ментов не дергайся, понял?!
– Так они меня в обезьянник посадят, – пробормотал Никита. – За что? Я не хочу…
– Придурок, ты человека убил! – Эдуард Геннадьевич уже сорвал голос и хрипел. – Ничего, не облезешь, посидишь. А дома еще получишь от меня и от матери! Все, сиди, не рыпайся, я сам позвоню ментам. Кто тебя допрашивает – капитан Каретников?
Разговор был окочен. Никиту трясло, пот катился с него градом. Да хрен с ней, с этой бабой. Отец избавит от неприятностей. Сама виновата, дура. Смотреть надо, куда прешь!
Страх перед отцом был круче ответственности перед законом и так называемой совестью. Прибьет как пить дать! Лишит денег, не даст больше машину, ограничит свободу передвижения. Еще и учиться заставит – по-настоящему, без взяток преподам. И какого, спрашивается, хрена эта идиотка прыгнула под колеса? Прикажете гробить жизнь из-за какой-то плебейки?!
Впрочем, все закончилось благополучно. Прибыл хорошо одетый, профессионально взволнованный адвокат, внимательно изучил протоколы, составленные на месте аварии. Он позвонил в ГИБДД, долго вел с ними задушевную беседу, поговорил в закрытом кабинете со следователем.
Временное соглашение было достигнуто. Всю компанию вывели из отдела через черный ход и отправили по домам, дав наказ помалкивать, если не хотят неприятностей.
За главным героем ночи на неприметном сером внедорожнике прибыл отец, коренастый плотный мужчина под метр восемьдесят. Его лицо было бледным от злобы. Он схватил отпрыска за шиворот, швырнул в машину и приказал не выходить. А сам, пыхтя от злости, направился в здание – выяснять, что случилось на самом деле, и давать сотрудникам правоохранительных органов ценные указания.
Глава 2
Илья Мороз, осанистый светловолосый мужчина, совсем отключил телефон. Он чувствовал, что не за горами ответственный момент, и входящие звонки будут несколько некстати. Офицер реально запыхался, хотя его занятие этой ночью весьма отдаленно вязалось со словом «секс».
Капитан Мороз возглавлял группу бойцов, преследующих арестантов, сбежавших из зоны. До недавнего времени он служил в бригаде специального назначения, командовал группой быстрого реагирования. Соединение расформировали, людей влили в другие подразделения.
Вот уже полгода Илья являлся командиром специальной ударной группы при некоей официальной структуре, занятой противодействием террору. У него было двенадцать человек, но капитану редко приходилось использовать весь состав. Полноценные боевые действия на территории РФ, слава богу, не велись.
Он машинально глянул на часы. Без четверти двенадцать. Кому куда. Сестренке на электричку. Ему тоже пора бежать.
Он выбрался из-под еловых лап и припустил по лесной дороге. Она входила в поворот, и видимость терялась. Ночь выдалась лунная, но кроны сосен над головой создавали сумрак склепа. Капитану приходилось нырять за деревья, переходить на гусиную иноходь.