Я сделаю это для нас
Шрифт:
– Иван никогда не был ведущей моделью в рекламной кампании, – ответил Игорь. – Контракт, от которого он отказался сейчас после его заключения и получения гонорара вперед, предусматривает его участие в качестве ведущей модели, он должен был стать лицом рекламной кампании! Такие отношения требуют более ответственного подхода.
– Вы сами говорите, что Иван никогда не был ведущей моделью, а знаете почему?
– Потому что это ему никогда не предлагали, как оказалось, не зря.
– Нет, потому что его агент никогда ранее не соглашался на такие договоры. Сколько вы ему заплатили?
Вопрос был неожиданным, и адвокаты замолчали. Я переводил взгляд
– Все, нам больше не о чем говорить. Я полагал, что мы обсудим перспективы, а вы только разбрасываетесь обвинениями и тратите наше время. Иван, я желаю вам удачи в вашем начинании, но не уверен, что у вас получится хоть что-то. Всего доброго.
Они ушли, а мы остались.
Я открыл было рот спросить, что все это было, как в комнату ввалились трое парней и две девушки, жутко деловые, с ноутбуками и толстыми папками.
– Разговор записан, – сообщил один из парней. – Мы уже проанализировали судебную практику. На самом деле тут мало шансов у «Бурлеска» доказать убытки, но все будет зависеть от судьи… В Арбитражном суде города Москвы у нас нет ни единого знакомого судьи, но уже готовы досье на всех судей третьего судебного состава, который занимается нашими спорами.
– Я проанализировала нагрузку, – встряла миловидная девушка лет двадцати с небольшим, серьезности себе она добавила очками с простыми стеклами в толстой черной оправе. – Судя по всему, наш иск будет отправлен судье Шодунович или судье Попандуполо. Лучше бы, конечно, Шодунович, судя по ее «Фейсбуку», она в разводе, очень любит животных и боготворит театры. Среди постов только отзывы о спектаклях да фотографии собак и кошек. А вот господин Попандуполо мужик серьезный, рыбалка и прочее, не думаю, что он проникнется модельным бизнесом…
Светлана читала сводки, народ галдел, я чувствовал себя несчастным и лишним. Мое дело уже обсуждали так, словно я мертв, а на столе мой труп и судмедэксперты приступили к своим обязанностям.
До приезда адвокатов из «Бурлеска» я поговорил с дядей Вовой и решил все-таки судиться. Он сказал (и я был с ним согласен), что после такого пресс-релиза «Бурлеск» не сдвинется ни на шаг, не согласится откатить назад или изменить условия сделки. У дяди было много опыта в переговорах, за его карьеру случалось всякое. Поэтому в этом вопросе я ему доверял. Они хотели вынудить меня работать на них, пока контракт не закончится, а я не мог. Я боялся, что, если меня убьют, я оставлю после себя долги, неисполненные обязательства и прочее, это было недопустимо. Лучше уж пусть я проиграю в битве (даже после своей смерти), но это будет достойно. Я всем объявлю о своей позиции, и все будут знать, что я делаю и почему.
Если бы в тот момент я включил голову и подумал, наверное, я бы не ввязался во все это. Но в тот момент я чувствовал себя ущемленным, у меня отобрали право решать, как я буду жить. Мне не дали выбрать мой путь, и я хотел восстановить себя в правах. В тот момент это было для меня очень важно. Что могло быть важнее?
Чтобы заплатить Светлане и ее фирме сто пятьдесят тысяч предоплаты, я обратился в банк с просьбой о выдаче кредита. Мои деньги лежали на невозвратных депозитах, и срок одного из них истекал шестого июля, если я выдерну эти деньги раньше, я потеряю почти сто тысяч. Кредит стоил дешевле.
Банк выдал мне кредит практически по телефону. Мне согласовали сумму в триста тысяч рублей и перевели на счет. Пообещав, что распоряжаться этими
На прощание Светлана сказала мне, что я молодец. Но я понимал, что ее слова – лишь дань уважения клиенту, и борьба за права – это способ заработать деньги для нее. Чуть ли не единственный. Поэтому, все еще сомневаясь в себе и своем решении, но твердо уверенный, что что-то сделать было нужно, я сел в машину и поехал к себе ждать курьера.
По дороге я набрал Алису.
– Привет, Ваня, – сказала она.
– Привет. Я знаю, что вчера произошло, – сразу начал я. – Вернее, почему. Давай сегодня встретимся? Я все тебе объясню.
– Ну ты ничем мне не обязан, ведь таким был уговор? – проговорила она. – И я тебе ничем не обязана, это вторая неотъемлемая часть уговора. Прости, сегодня не получится, давай на следующей неделе созвонимся и подумаем об этом, идет?
– Хорошо.
– Хорошего дня.
«Как у тебя дела?» – хотел спросить я, но трубка уже замолчала. «Я тебе ничем не обязана» включает и это тоже. Я не обязан спрашивать, она не обязана отвечать. Ну да, условия были такими.
Я встал в пробку, по радио запела Мадонна с ее «Masterpiece». Интересно, если бы я был картиной, как Дориан Грей, кто-нибудь считал бы меня шедевром? Захотел бы кто-нибудь стоять в очереди, платить деньги, чтобы увидеть меня? Наверное, нет. Дядя Вова бы, конечно, приперся на первый показ и обязательно бы сказал, как хорошо я вышел. И все. Ну, может быть, Димон бы выбрался из своих Котельников, но и то если бы меня выставляли где-нибудь в центре Москвы, а не в Лувре.
Я вспомнил, как участвовал в своем первом показе на подиуме. Это было ужасно. Настолько отвратительно, что даже не передать словами. Тогда я демонстрировал всего два лука: осеннее пальто с шарфом и костюм-тройку. Занятость у меня была практически нулевая, и эти два лука достались мне потому, что ведущая модель оказалась не готова к быстрой смене костюмов двадцать девять раз подряд, и последний, единственный костюм-тройка, достался мне. А пальто я надевал прямо на него, никто ничего и не заметил, хотя полагалось надевать пальто на голое тело. Да, вот такая ерунда. Пальто моего размера сидит на мне идеально (да и на любой модели), если его надеть на голое тело, только вниз – брюки и ботинки. Пиджак или даже сорочка под ним топорщили ткань, снимая уровень «идеальности». Но дело не в этом.
Алекс не обещал мне отдельную гримерку, да я и не ожидал подобного, хотя раньше даже не представлял, насколько за кулисами модного показа грязно и беспонтово. Я предполагал, что гримерка будет общей, но не думал, что проходной. Да-да, именно так – вдоль гримерки шествовали все модели, и девушки, и парни. Мы раздевались до трусов прямо здесь, а особо именитых девушек-моделей прямо тут на полу таскали дрессеры (чуваки, которые одевают моделей), собирая на них одежду. Одеваться стоя времени нет, а лежа проще натянуть вещи, обувь.
Зеркала стояли вдоль стены, на расстоянии метра от них в ряд стояли вешалки с одеждой, в порядке выхода на сцену – самая ближайшая к выходу прямо сейчас, ассистенты перемещают их по мере показа.
У зеркала – колченогая табуретка, на которой свалены вперемешку вещи из коллекции и личные вещи моделей. Воняет потом и носками – парни-модели приехали на показ со всех стран мира, и этот показ может быть не первым за их день и не последним, а спят и моются они как получится. Чаще не получается.