Я сделаю это для нас
Шрифт:
– А ты не бойся, – сказал дядя, – ты исправляйся. Начни заниматься своей жизнью.
Я вздохнул. Кофе был горячим и вкусным, я был рад видеть дядю. Но я был не рад вести беседу, которую он начал. И уж тем более я сомневался, что с удовольствием прочитаю новую книгу Майкла Камильтона о самом плохом варианте финала моей жизни. Его книги стали своеобразным маяком для меня – это было единственное, чего я ждал долго, год или два. Обычно я ничего не жду, и понятно почему. Но дядя был непреклонен и никогда не открывал мне сюжет новой книги до момента, пока я не прочитаю ее в виде книги, в обложке,
– Дядя, этот разговор обречен на провал.
– Не согласен, – возразил он, и морщинки у глаз весело заиграли. – Давай обсудим твой сегодняшний форс-мажор. Чего боишься ты?
У дяди Вовы были точно такие же глаза, как и у папы. Хоть я и не помню лица папы в деталях, только по фотографиям, но я помню это выражение глаз. Добрых, тигриных, в которых таится какая-то опасность, но опасность не для меня, а для других. Подобное чувство испытывают, когда видят дрессировщика, обнимающего огромного тигра. Опасный зверь в объятиях куда более опасного для него хозяина. Дядя уже не молод, но выглядит очень хорошо, он следит за своими здоровьем, внешностью, регулярно проходит всевозможные косметические процедуры. Но Майкл Камильтон никогда не «торговал» лицом, хотя все данные у него для этого были.
Своей внешностью я пошел в отца, а они с дядей Вовой очень похожи – оба высокие, статные и фигуристые брюнеты, с мужественным лицом, большими глазами, пухлыми выразительными губами. Когда мы фотографируемся с дядей Вовой, сразу видно, что мы родственники.
Дядя Вова смотрел на меня отцовскими глазами и отпивал из кружки отцовскими (и моими тоже) губами, а разговор вел совершенно не по-отцовски. Папу никогда не волновали чувственные и событийные аспекты. Ему было важно, чтобы я был здоров и улыбался.
– Ты все знаешь, к чему перелопачивать все это? Я начну приводить свои аргументы, ты выложишь свои, я давным-давно их знаю, как и ты. Даже если мы все обговорим в очередной раз, ничего не изменится. Ни новых аргументов, ни новых решений не появится. Зачем?
Дядя улыбнулся, отчего его глаза стали еще более хитрыми, а опасность заколебалась где-то совсем близко: протяни руку, и она упрется во что-то сильное, чему я не смогу сопротивляться.
– Ты растешь, взрослеешь, Ваня. Когда-нибудь твои аргументы рассыплются, а новых ты так и не придумал. Предлагаю тебе решать проблемы заранее.
– Не мой стиль, – улыбнулся я. – Я решаю проблемы по мере их поступления.
На это дядя просто махнул рукой.
– И все-таки давай вернемся к твоей проблеме. Я так понял, Алекс заключил контракт от твоего имени на год, верно?
– Да.
– И ты решил его оспорить в суде?
– Да.
– И что сказала Светлана?
Я пересказал дяде все, что сказала мне адвокат, и он нахмурился.
– Ты знаешь, она права. Я не сильно разбираюсь в законах, но, если следовать логике, неустойку они назначать и вправду не могут. Подумай сам: смысл оказания услуг в том, что личность исполнителя почти что самое главное в этом договоре. А раз так, исполнитель вправе отказаться ровно так же, как и заказчик. Вот если бы исполнителя можно было заменить, другое
– Ну пусть сначала докажут их!
– Ваня, Ваня, – дядя примирительно поднял обе руки, – я на твоей стороне, пусть даже ты не прав! Но давай рассуждать здраво: ты согласен отдать часть своих денег в счет уплаты убытков, которые образовались из-за твоего принципа?
– А у меня есть выход? Или ты считаешь, что мои чувства не стоят того, чтобы за них бороться?
– Чувства? Ты говоришь о том, что тебе не хочется, чтобы твое имя после смерти трепали с глаголами «кинул», «подставил»?
– Именно!
– Ваня, ну как же ты глуп! Наивен! Молод! Ну где ты видел, чтобы о покойниках говорили плохо? Всегда плохо говорят об убийцах!
– Ага, – кивнул я. – А потом СМИ поднимут ту историю, мои контракты, и поймут, что я знал, что за мной рано или поздно придет тот чувак и грохнет меня. И что тогда будет? Скажут – мог предвидеть! Мог не брать ответственности! Мог не соглашаться, но жадность и алчность не дала думать здраво! И в итоге мое имя на памятнике напишут примерно так: «Ваня Данилов, алчный козел, который всех кинул». А все наследство растащат на погашение убытков и неустоек… Нет, не хочу.
– Ну, положим, на твоем памятнике писать буду я, и там будет написано: «Идиот, который не слушал своего дядю». Скажи мне вот что: почему ты считаешь, что ты знаешь, что убийца придет за тобой? Может быть, он уже умер. Может быть, он уже забыл о тебе и живет своей отвратительной жизнью, мучаясь совершенным. Ты можешь только предполагать. Шестнадцать лет прошло.
– Но я знаю, – ответил я тихо.
– Почему ты так твердо в этом уверен, Ваня? Ты всегда был упертым, я не понимаю, почему ты не хочешь поделиться со мной. Давай мы вместе попробуем решить это. Прошу тебя, дай помочь тебе!
– Дядя Вова, давай лучше поговорим о твоей книге.
– Ваня…
– Прости, но я не хочу больше говорить о своих проблемах.
– Ладно. Будешь еще кофе?
– Конечно.
Я уехал около девяти часов, дядя перенес свой ноутбук в дом и сказал, что долго работать не будет. Я обещал позвонить, как доберусь домой.
Проезжая по трассе М7 возле Балашихи, я остановился у автомобиля с аварийными огнями. У капота стояла девушка, уперев руки в бока, и пыталась в темноте что-то сообразить. Я вышел из машины и подошел к ней.
– Что у вас?
– Тоска смертная, – вздохнула девушка. – Понятия не имею, в чем дело. Заглохла, и все.
– С бензином все в порядке?
– Я похожа на дуру?
– Нет.
Я отстранил ее и заглянул под капот. Честно говоря, это был скорее понт. Я понимал в двигателях ровно столько же, сколько и она. И с первого взгляда, да и со второго тоже причину понять мне было не дано. Я поковырял какие-то штуки, подвигал провода, постучал по карбюратору, но автомобиль так и не завелся.