Я сделаю это сама

Кальк Салма

Красиков – это директор фирмы, поставляющей нам окна.

– Дозвониться не могу, - вздыхает Геннадий.

– Мне сюда, значит, дозвонился, а ему в пределах города не можешь? – интересуюсь я. – Решить вопрос до вечера, отчитаться мне. Раз уж позвонил и сказал. До вечера мы ещё будем на связи. Не решишь – скатертью дорога, - и я отключаюсь.

А то на место зама мы хотим, а вопросы решать – нет.

Господи, как достало-то всё! То поставщики, то прорабы, то рабочие, то автомеханики, то еще бог весть, кто. То собственные сотрудники, которые

хотят надбавку за должность, но не хотят сами ничего делать. Почему-то в последний год хорошо налаженный механизм нашей компании начал сбоить. Или это мы начали сбоить?

Раньше я с энтузиазмом бросалась на все амбразуры и рвалась сама решить любой вопрос. И решала, по первости удивляясь сама себе, а потом уже и не удивляясь. Но в последние месяцы я уже не хотела ничего решать. Интерес и азарт пропали. Страшно сказать, я и сейчас рявкнула на Геннадия чисто по привычке. Потому что умом понимала – так нужно. А желания не было, и сил каждый такой акт давления на сотрудников отнимал всё больше и больше.

Женя ведь и заманил меня на этот теплоход под предлогом отдыха. Посидишь, сказал, и отдохнёшь. Переключишься. Ну что-то не очень выходит переключаться, пока были в Северобайкальске в зоне связи – тоже звонили все, кому не лень, и спрашивали – Евгения Ивановна, что делать. Работать, мать вашу, работать. И всё получится.

Вообще эту неделю на теплоходе я не живу, а существую – сплю плохо, потому что качка, ем, не глядя, только слушаю Женино бурчание, что снова не то приготовили, Алина того и гляди, убегает и строит глазки кому-то из команды, а Женя с парой друзей то рыбу ловят, то пьют. Вообще это, конечно, традиция такая, только вот меня-то было зачем в эту вашу традицию тащить? Рыболовство меня не радует, спокойно на воду потаращиться и то не выходит, потому что всё время что-то случается. То потерялся Женин носок, то ему положили еду не в ту миску или налили чай не в ту чашку. То ещё какая засада.

Иногда я думаю, что меня взяли в это путешествие, чтобы было, кому справляться с мелкими бытовыми засадами.

* * *

* * *

– Слышь, кум, что кот-то принёс?

– Да куда ж не слышать. И зачем нам тут… это?

– Нас не спросили, понимаешь. Как всегда.

– Ну, вот. Когда это было, чтоб нас спрашивали?

– Да никогда.

– И что теперь? Приедет, наведёт тут свои порядки. Нам оно надо?

– Не надо, вот-те крест.

– Оно конечно, земля, владения, да кому они были нужны, те владения? Никому и никогда. А это что такое случилось?

– Вот приедет – узнаем, что случилось.

– Живого места от нас не оставит – от короля-то да к нам сюда. Будет драть, как сидоровых коз, и ещё не пойми что хотеть.

– Спросит ведь, как пить дать спросит – почему у дома крыша сгнила, да кто сундуки растащил.

– И кто лестницу в подпол сломал.

– Мыши… сломали.

– Скажет – больно здоровы были

те мыши. Не бывает таких.

Вздох.

– То-то и оно, что не бывает. Или бывает. Кто их знает, этих, которые с той стороны, какие там у них мыши. Оттуда пришли и всё сожрали.

– И обратно ушли?

– И обратно ушли.

Помолчали оба.

– И где мы будем добывать харч, к которому та особа привычна? Особа знатна и богата, поди, нашу рыбу и есть не станет. От одного запаха кони двинет! А уморим – скажут, виноваты. Опять солдат пришлют.

– Да чего пришлют, тем, что наверху, приказ отдадут – и всё, плакали мы с тобой. А у меня жена да дети, и у тебя жена да дети. И кто о тех детях потом заботу проявит? К столу позовёт? Одёжку новую справит? Ремеслу обучит? А никто.

– Так я, кум, о том тебе тут и толкую. Беда пришла – отворяй ворота.

– Не хочу.

– И я не хочу. Никто не хочет. Но кто б спрашивал, да?

– Да.

– А что делать-то?

– Не знаю.

– И я не знаю.

– И никто не знает. Или знает?

– Отца Вольдемара спроси.

– Боюсь. По лбу треснет и скажет, что… как это он говорит… удары судьбы нужно принимать с достатком, вот.

– Не с достатком, дурень. С достоинством.

– Точно. С достоинством.

– А рука у него ой какая тяжёлая.

– Потом три дня в ухе будет звенеть.

– Не без этого.

– Не пойдём к нему.

– Не пойдём, нет.

Помолчали немного.

– Это что, выходит, придётся самим?

Тишина.

– Ну, выходит, что так.

– А вдруг не сдюжим?

– А чего не сдюжим-то. Должны. Чай, не первый день на свете живём.

– Так-то да.

– Вот.

– Когда там, отец Вольдемар сказал, корабль-то придёт?

– Да третьего дня.

– Не, не успеет. Бурей пахнет.

– Если капитан не дурак, то поторопится и успеет.

– А вдруг не местный?

– Кто ж доверится-то не местному?

– Ты прав, никто.

– Как приставать будут, надо в оба смотреть. Момент поймать – и тогось.

– Приставать будет у черного камня, там глубоко.

– Вода холодная.

– Опомниться не успеет – как уже рыбы да раки обглодают.

– А мы вроде как и не при чём.

– Точно.

– По рукам?

– По рукам.

* * *

* * *

– Именем его величества! Маркиза Женевьев дю Трамбле признана невиновной в смерти его королевского высочества Франциска Лимейского! И его величество Людовик в милости своей дарует маркизе дю Трамбле владение Тихая Гавань! И приказывает отбыть туда незамедлительно, завтра поутру!

Площадь шумела.

– Чего? Отравительнице владение?

– Да ты не понял ничего, чем только слушал, глухой, что ли! Ты знаешь, где эта Гавань? Я вот нет. Провинции такой нет, и про замок с таким названием я тоже не слыхал отродясь!