Я - Шарлотта Симмонс
Шрифт:
Не прошло и минуты, как Хойт с Шарлоттой «на буксире» уже пробился к лестнице, ведущей наверх. Еще несколько энергичных движений, и вот она — долгожданная свобода.
Не успели Хойт и Шарлотта, поднявшись чуть выше, отдышаться и окинуть взглядом панораму набитого до отказа зала, как до них донесся сбивающийся на хихиканье голос:
— Эй, Хойти, как успехи? Время-то идет, а я смотрю: восставшие из ада еще не добрались до райских кущ! Предупреждаю тебя, о путник: Эдем переполнен! Что-то праведников развелось — невпроворот. Нормальному парню и податься будет некуда. Ну да ладно, дерзай. Ищите и обрящете…
Хойт, явно не пришедший в восторг от этой проповеди, только махнул рукой и не стал отвечать говорившему. Это был весьма упитанный парень с густыми бровями, сходившимися на переносице. Он многозначительно переводил взгляд
Хойт сделал вид, что не заметил обращавшегося к нему однокурсника.
— Кто это такой? — спросила Шарлотта. — Что он имел в виду?
Хойт пожал плечами, давая понять, что, мол, кто их разберет, этих надравшихся придурков.
— Это наш Ай-Пи, — сообщил он Шарлотте. — В семье не без урода. Приняли его в клуб, а теперь вот мучаемся.
Лестница, по которой Хойт повел Шарлотту, оканчивалась площадкой, по размерам раза в три превышавшей гостиную в ее родном доме в Спарте. Ей еще не доводилось видеть лестничные пролеты такой высоты в каком-либо здании. Что уж говорить об огромном холле, куда вела распахнутая настежь дверь с лестничной площадки! В центре потолка, где когда-то, по всей видимости, висела огромная люстра со множеством свечей, теперь был закреплен какой-то новомодный хайтековский прожектор, дававший резкий голубовато-белый флюоресцентный свет. Стоя на пороге просторного холла, Шарлотта разглядела целую компанию студентов, столпившихся у одной из дверей: парни и девушки просто загибались от хохота, а также визжали, аплодировали, кричали, топали ногами, стонали и завывали одновременно. Все эти звуки, по всей видимости, выражали либо горячее одобрение, либо притворное осуждение того, что происходило в комнате и было скрыто от взора Шарлотты. Несмотря на тесноту и явно завораживающее зрелище, вся компания то и дело прикладывалась к большим пластиковым стаканчикам — не то, чтобы взбодриться очередной порцией спиртного, не то с целью просто освежить горло лимонадом и колой.
— Что там такое? — заинтересовалась Шарлотта.
Хойт, бросив взгляд в холл, даже не остановился на пороге. Все так же полуобнимая Шарлотту за талию, он настойчиво тянул ее дальше — вверх по лестнице на третий этаж.
— Да хрен его знает, — со вздохом сказал он и покачал головой, давая тем самым понять: что бы там ни происходило, это зрелище ни в коем случае не заслуживает их с Шарлоттой внимания. Судя по выражению его лица, не стоило тратить даже малейших усилий или пары секунд на то, чтобы разобраться, над чем так потешаются эти несерьезные, инфантильные и духовно неразвитые люди.
— Пошли, пошли. Я тебе покажу, как мы тут живем. Ты просто обалдеешь. Знаешь, какие у нас здесь комнаты!
Площадка и холл на третьем этаже ничем не отличались от тех, что минуту назад Шарлотта видела этажом ниже. Разница между ними заключалась в том, что здесь никто не толпился в холле перед открытыми дверями: сам холл был пуст, а все двери, выходившие в него, плотно закрыты. Впрочем, изнутри доносились ставшие уже привычными для Шарлотты характерные звуки, сопровождавшие жизнь в общежитии: кто-то что-то громко говорил, кто-то где-то смеялся. Смех был как настоящий — реакция на рассказанный анекдот или остроумное замечание, так и искусственный — доносившийся из динамиков телевизора в качестве саундтрека очередного комедийного сериала. Где-то играла музыка, раздавались пьяные мужские возгласы, невнятная мешанина разговоров, слышались выстрелы и предсмертные стоны уничтожаемых в компьютерных играх самых разнокалиберных чудовищ…
Хойт остановился около одной из дверей и прислушался, явно пытаясь определить прямо из холла, что происходит в комнате. Выждав несколько секунд, он повернул ручку и распахнул дверь. Шарлотту удивили не столько размеры комнаты и даже не количество набившихся в нее людей — а молодые люди и девушки сидели плотными рядами как на обеих кроватях, так и на полу вдоль стен, — сколько царившая в помещении тишина. В следующую секунду ей в нос ударил запах дыма — не табачного, а какого-то другого, незнакомого, резкого и в то же
— Тишина и покой, — усмехнулся Хойт и, отступив назад, закрыл за собой дверь.
Несколько шагов — и Хойт без остановки и театральных пауз открыл следующую дверь. Комната, представшая глазам Шарлотты, была столь же просторной, как и предыдущая, но отличалась тем, что обе кровати, стоявшие у противоположных стен друг напротив друга, были двухъярусными. Хойт нашарил рукой выключатель у двери. Шарлотта сразу обратила внимание, что одно из двухэтажных спальных мест было превращено в некое подобие палатки: разноцветное одеяло с индейскими узорами заправлено под верхний матрас, а его другой край — уже не столь аккуратно — подоткнут под нижний. Из-за полога этого импровизированного вигвама Шарлотта неожиданно услышала раздраженный мужской шепот:
— Какого хрена, что еще за урод приперся?
Хойт выключил свет и поспешил закрыть дверь.
— Мне показалось, или там кто-то что-то сказал? — спросила Шарлотта.
— Не знаю. Может, во сне у кого-то вырвалось, — с напускным равнодушием ответил Хойт. — Да, точно, там ведь наверняка кто-нибудь спит.
Обход холла продолжился. Еще одна дверь. Приоткрыв ее, Хойт сунул голову в образовавшуюся щель. В комнате никого не было, но свет горел. Шарлотте сразу же бросилась в глаза одна из двух кроватей. Ну и бардак, просто какое-то крысиное гнездо! Простыни, одеяло, подушка — все скомкано так, что видна чуть ли не половина матраса. На вторую кровать было наброшено покрывало — явно в отчаянной попытке придать этому лежбищу приличный вид, но сложность рельефа, образовавшегося под покрывалом, доказывала, что расправить скрученное чуть ли не узлом одеяло или хотя бы положить на место подушки владельцу «спального места» в голову не пришло. Хойт тем временем переложил руку с талии на плечи Шарлотты и, направляя ее движение, предложил переступить порог. Остановившись за дверью, он взмахнул рукой, словно предлагая обозреть все помещение, а затем уже на словах обратил внимание гостьи на самую важную архитектурную деталь комнаты:
— Ты только посмотри на эти окна. Футов восемь в высоту, если не десять.
Окна действительно были большие, но впечатление от размеров смазывалось потрепанными, сплошь в пятнах, шторами, которые, похоже, уже невозможно было отдернуть, не обрушив вниз, и определенно держащимися на честном слове деревянными брусьями; закрепленные на них пружинные зажимы для штор явно приказали долго жить.
— …А потолки у нас здесь какие — дворцовый зал, да и только, — продолжал Хойт. — И эти, как их там? Карнизы. Ну да, карнизы — в общем, вот эта лепнина по периметру. И ты только представь себе: это здание изначально строилось как студенческий клуб и общежитие! Да, были времена! Это ведь всё наши выпускники сделали. Двое из них в свое время вложили деньги в строительство этого здания — в благодарность за полученное образование. Сейчас-то все по-другому. И деньги уже не те, да и люди… В общем, больше такого уже никогда не построят, будь уверена.
— Это твоя комната? — спросила Шарлотта.
— Нет, — ответил Хойт. — Моя этажом ниже. Ну, там, где народ толпится. Она даже еще просторнее, чем эта, но большинство наших комнат — именно такие. Будешь иметь представление, как мы тут живем. И если честно, знаешь, что я скажу? Люблю я этот дом.
С этими словами он поджал губы и многозначительно покачал головой, всем своим видом давая понять, что чувства, испытываемые им по отношению к любимому общежитию, слишком глубоки и утонченны, чтобы их можно было выразить словами. Затем Хойт улыбнулся Шарлотте улыбкой человека, ох как много повидавшего на своем веку. Переведя взгляд на окно, он помолчал и вдруг снова посмотрел прямо гостье в глаза — глубоким, очень глубоким взглядом — и улыбнулся (Господи, да неужели такое возможно?) едва ли не застенчивой улыбкой смущенного, робеющего молодого человека.