Я шестая
Шрифт:
– Пошли, кимальку передам, – вовремя подоспела Климактеричка.
Кималькой оказалась кровать на втором ярусе у стены, с пружинной сеткой, уже с аккуратно застеленной постелью.
– Меня как будете звать? – ляпнула внезапно Роза.
– Тебя-я?… Ты у нас шестая… значит и будешь Шестицветка. Красиво вроде? – осенило Климактеричку.
Гордая инициативой, посмотрела на Золотку. Та едва заметно кивнула. Согласились и остальные, кроме Поганки.
– Фу! Замудрила, пока выговоришь, язык свернёшь. Мыслить
– Пошто так безлико? – не согласилась Климактеричка.
– Не надо спорить. Я шестая у вас. Вот и буду Шестой, – вступила в разговор Роза, – разве имя что меняет?
– Как знаешь, но уступчивость до добра не доведёт, – заметила Климактеричка.
Роза, вникла в смысл сказанного и с удовольствием исчезла бы в глубине земли. Поглощённая шоковым состоянием, не ощущая себя, прислонилась к кровати, закусив больно нижнюю губу. «Случилось! Случилось!» – грохотали в страхе мысли. «Что угодно, только не больная!» – взмолилась она. «Если примут за чокнутую, Поганка меня изведёт».
Воображаемый смех той, о ком думала, сверлил уши. Роза обхватила голову руками. Поганка, по настоящему, зашлась в хохоте.
– Стухни, зараза, белобрысая, – осадила её Климактеричка.
– Между прочим, я натуральная блондинка! – огрызнулась Поганка.
– Вот именно, что блондинка, – усмехнулась Климактеричка.
– Ты, это брось! – завизжала та.
Но внимание сокамерницы переключилось на Розу.
Она любовалась подушкой в белой наволочке. Захотелось её потрогать и даже понюхать. Роза взглянула на руки и раковину. Там красовались вымытые до блеска миски. Из них торчали ложки с обломанными ручками. Взгляд переметнулся на полотенца, висевшие, каждое на своём крючке. «Чем же мне вытираться?» – встревожилась Роза, и в области желудка защекотало от желания иметь чистое полотенце.
«Эх! Если бы баня!» Обожгла внезапная думка, и навеяло ощущение горячего пара, насыщенного запахом берёзового веника. Он пьянил… казалась, что кожа пропиталась благодатным влажным жаром, покрылась прозрачными каплями. Ещё мгновение, и потекли бы ручьи пота, источаемые в банном раю.
– О чём заморочились? – вырвал из приятного наваждения голос Климактерички.
– Что? – переспросила Роза.
– Гуторю кималька твоя удачливая.
– Чирик-чирик! У лохушки ушки на макушки… – не заставила себя ждать Поганка.
«Похоже, без язвы ничего не обходится», – разозлило Розу присутствие вездесущей соседки.
– Почему сами не ляжете? – спросила она с налётом раздражения.
– Я-то вареники раскатала, тут хилую подсадили. Почему-почему… – покрутила пальцем у своего виска Толстуха.
– Что вы имеете в виду?
– Да в ящик на ней играют чаще, чем на нужник падаю. Про нас архангелы не прокукарекали, – брызнула слюной Толстуха в кривом оскале.
– Ну, залётная, бывай! Скорёхонько же твоё житьё-бытьё, – самодовольная Поганка впилась в зрачки Розы злющим взглядом, от которого, кто и умер бы, но… не Роза.
«Разве мыслимо испытывать страх после пережитого, может Поганка не сидела в одиночке, и храбрится? – удивлялась Роза упрямству сокамерницы, не отводя взгляда.
Противостояние длилось недолго. Толстуха моргнула правым глазом, словно подмигнула. Молча похлопав по кровати, удалилась, скривив загадочно губы-ниточки.
«Почему хорошие люди немногословны, занозы безудержно трещат? Затаилась… надолго ли. Впрочем, пошла она! Мне бы умыться. У кого полотенце спросить?» – вернулась Роза к прежнему желанию. Климактеричка подала полотенце. «Они что, мысли читают?!» Всколыхнулось беспокойство от небеспочвенного подозрения: припомнились другие совпадения, всё же Роза отогнала сомнения и открутила кран. Привыкшая к ледяной воде, решительно намочила руки.
– Э нет…так дело не пойдёт. Чайник, торопись! – прозвучал голос Золотки.
Вода из рук выплеснулась. Сердце забилось в недобром предчувствии. «Зачем подошла сюда? Лучше бы в окно посмотрела», – Роза осознала, что обратила на него внимание только теперь. Захотелось немедленно потрогать стекло. Желание оказалось настолько велико, что запершило в горле.
– Сдай! – послышался позади бас.
Роза вздрогнула, обернулась и увидела Чайную Розу. Та держала огромный чайник, начищенный до блеска. Роза перевела взгляд на таз, стоявший на полу, догадываясь, почему щемило сердце, вцепилась в раковину.
– Брось и скинь тряпки. Или я… – пробасила Чайник.
– Сама, – пролепетала Роза одеревенелыми губами.
И сняла кофту, штаны, зажмурилась и шагнула в таз. Ноги, свыкшиеся с камнем, не чувствовали прохладу металла. Тело покрылось гусиной кожей, ощетинившись мелкими волосками.
– Пригнись и опустись ниже. Расслабься, говорю! – слышала Роза как сквозь вату, сгорая от стыда за наготу и за то, что её собираются мыть, всё же присела, ожидая неприятных ощущений от холодной воды.
Из чайника упали первые капли, ударившись о тело, расплескались. Дух замер на вдохе. Роза стиснула губы, прижимая к груди руки.
– Хорошо, что не трясёшься псиной, – заметила Чайник, не переставая лить хрустальную струйку.
Через мгновение восприятия резко поменялись. Холод исчез. Вода обдавала приятным теплом, делаясь горячей и горячей. Захлестнул восторг. Роза не открывала глаз, боясь, улетучится сладость момента. Чтобы продлить удовольствие, представила, как сидит в жаркой ванне, тихо напевая под ласкающее журчание воды. Отдаваясь наслаждению, подумала: «За такое блаженство могу даже расцеловать надоедливую Поганку».