Я - сингуляр

Никитин Юрий Александрович

Отец улыбнулся одними глазами, этого достаточно, а ее мама произнесла нежно:

– Габи...

Они обнялись, расцеловались, Габриэлла наконец отодвинулась и, не выпуская матери из рук, повернулась в мою сторону.

– Это мой друг, Вячеслав.

– Добро пожаловать, Вячеслав, – сказал ее отец и протянул руку. Пожатие его было легким, дружеским, пальцы сухими и теплыми.

Его жена протянула руку следом, я бережно пожал узкую прохладную ладонь, уже потом сообразил, что подавала руку выше, чем обычно подают, явно надо было приложиться губами,

но теперь уже поздно, а в черепе заметалась испуганная, как мышь, трусливая мысль: сделать ли вид, что я такой вот пролетарий, не принимаю эти буржуйские замашки, или же признаться всем покаянным видом и телодвижениями, что не врубился вовремя, а теперь сожалею так сильно, что готов сдать в благотворительный фонд червонец, а то и два.

Габриэлла улыбалась сочувствующе и поощрительно, я наконец сообразил, что и это неплохо: есть повод поучить меня, дурака, великосветским манерам. Я как бы дикий интеллигент, то есть с дипломом и на приличной работе, но не обретший лоск приличного человека. А вот когда научусь вовремя ручку целовать и поставлю на полку альбомы французских импрессионистов, то враз стану подлинным русским интеллигентом.

– Вы тоже интересуетесь Рубцовым? – спросил он.

Габриэлла замерла, какой на хрен Рубцов в моей квартире, но я ответил с жаром:

– О да!.. У меня в трех вариантах его песня «Я долго буду гнать велосипед»!.. Ну, не песня, а на его стих песня. Классно! Слезу вышибает.

Они все трое переглянулись, он замедленно кивнул.

– Да, Рубцов – великий поэт. А великие люди умеют зажечь сердца.

Габриэлла сказала торопливо:

– Давайте сядем? Вот здесь как раз удобно...

Я едва дождался, пока неторопливо займут места, а то к нашему столу уже направились какие-то лохматые очкарики.

Из угощений только крохотные пирожные на большой тарелке посреди стола, вино наливают двое официантов за отдельным столом. Я сгреб фужеры, спросил, кому что налить, довольно ловко ввинтился между разглагольствующими у винного столика и вернулся уже с наполненными бокалами.

Сергей Константинович и Людмила Николаевна чинно беседовали об искусстве, Габриэлла издали встретила меня чуть смущенной улыбкой, значит, и мне перемывают косточки, ну да это понятно, интеллигенты тоже люди, еще какие.

– Везде проблемы, – сказала она поспешно, вклиниваясь в разговор, – вот у Вячеслава тоже нерасторопные помощники, все сам за них делает...

Сергей Константинович повернул ко мне голову.

– Почему так?

– Самому быстрее, – ответил я, ставя перед ним бокал. – Им пока объяснишь...

Он вздохнул:

– Да, это знакомые проблемы. Все больше приходит некомпетентных людей. Как в управление, так и в работу. Даже в учебу, представьте себе. Эти, которые лимитчики.

– Кто? – переспросил я, слово пахнуло чем-то древним, я слышал его в детстве, только еще был другой режим, а сейчас, когда границы городов открыты, взамен пришли гастарбайтеры. – И в универах?

– Да, – ответил он хмуро. – Все учебные заведения обязали выделять определенный процент для

демобилизовавшихся из армии, а теперь ввели еще и квоту для вышедших из мест лишения свободы.

– Зэков? – удивился я.

Он посмотрел на меня с некоторой опаской.

– Вячеслав, вы слишком прямолинейны. У нас не принято так называть людей, которые когда-то оступились, а теперь могут гореть жаждой все исправить, наверстать...

– Могут, – подтвердил я, подтвердила и Людмила Николаевна.

– Ну да, – согласился я, нельзя не согласиться, когда на тебя вот так смотрят, – могут, да...

Людмила Николаевна вдруг расцвела улыбкой, глядя поверх моего плеча, замахала рукой.

– Игорь Арнольдович!.. Игорь Арнольдович!

Я скосил глаза, но ничего не увидел, затем в поле зрения появился и остановился с приятной улыбкой на лице молодой мужчина в безукоризненном костюме, коротко подстриженный и тщательно выбритый.

Умело и элегантно поцеловал руку Людмиле Николаевне, Сергей Константинович представил меня, я кивнул, а Людмила Николаевна сказала радостно:

– Игорь Арнольдович, присядьте с нами!.. Мы всегда рады вас видеть!

Я улыбался вместе со всеми, как же, рад донельзя. Как бы двинуть его под столом незаметно для всех, инстинктивно не люблю слишком наутюженных и сладеньких мужчин. Все мы брешем часто, но с такой вот приклеенной улыбочкой брешут постоянно.

Игорь, который еще и Арнольдович, приятно улыбнулся и опустился на край стула, вежливый и предупредительный, как официант.

– Спасибо, я тоже всех вас рад видеть. Габриэлла, ты очаровательна, как никогда!

Габриэлла улыбнулась:

– Спасибо, ты очень любезен.

Он с приятной улыбкой оглядел всех, даже меня, взгляд рыбий, но губы растянуты и закреплены уголками в нужной позиции. Светский человек, ничего не скажешь. Он бы мне даже понравился, будь в Люшиной компании, но здесь нутром чую соперника.

– Мы как раз говорим, – сообщил Сергей Константинович, – о добавочных проблемах с демобилизованными из армии и... лицами, отбывшими свое в местах отдаленных.

Игорь Арнольдович понимающе улыбнулся.

– Хотя те места нередко рядом. Я, кстати, разработал ряд предложений... Нужно будет обсудить на ближайшем совете.

– Выгнать их всех на фиг? – предположил я.

Наступило шокированное молчание, Игорь Арнольдович победоносно улыбнулся, вот какого придурка вы посадили с собой за стол, ответил бархатным голосом:

– Предложения, как лучше адаптировать этих людей в университетскую среду.

– Да-да, – сказал Сергей Константинович торопливо. – Очень важно суметь их адаптировать, раз уж они заняли места...

– Тех, – спросил я, – кто сдал бы экзамены без всяких лимитов? Но эти места зарезервированы для освободившихся... Для отсидевших зэков?

Сергей Константинович ответил уклончиво:

– Да, для вышедших из мест лишения свободы... Кстати, у нас не принято об этом упоминать...

Габриэлла беспомощно смотрела то на них, то на меня, сказала обвиняюще: