Я — смертник Гитлера. Рейх истекает кровью
Шрифт:
В одиннадцать часов отправляемся на поля. На кухне на подсобных работах остаются лишь несколько человек. Ложимся на краю поля и учимся стрелять из панцерфаустов. Объявляется перерыв. Лежим, греемся на солнце.
За замком в воздух взвиваются клубы дыма. Это русские ведут заградительный огонь. Стариков с позиции № 24 с нами нет. Вестовой уходит и вскоре возвращается с поклажей. Приносят солдата, которого убили, когда начался обстрел. Он сидел возле блиндажа, и его изрешетило осколками. Наша первая потеря! Убитому было шестьдесят лет. Дома у него осталась жена и двое дочерей. Бедняга
Расходимся и садимся на железнодорожной насыпи. Лейтенант приказывает отделению, в котором служил убитый, отнести мертвеца на кладбище. Погружаемся в тягостное молчание.
Обед, каким бы хорошим он ни был, кажется невкусным. Эрих предлагает добавку, но только Зоргац, который готов есть все что угодно и в любое время суток, съедает вторую и третью порции. У него, похоже, резиновый желудок — чем больше он ест, тем крупнее становится. Покончив с едой, он берет еще полный котелок еды, про запас.
Обед заканчивается, когда из батальона приходит вестовой. Нам нужно приступать к рытью траншей, потому что сегодня вечером прибудет подкрепление. Строем идем по деревне. Проходим мимо кладбища. Затем сворачиваем налево. Опасаясь летающих на низкой высоте самолетов противника, идем через поле цепью. Приближаемся к траншеям, где уже лежат кирки и лопаты. Нас разделяют на группы, и я попадаю в ту, которая углубляет траншеи. Другие роют блиндажи. Над нами практически постоянно пролетают самолеты, и поэтому мы часто бросаемся на землю, зарывая нос в песок.
Спустя какое-то время вместе с Гейнцем, Штрошном и унтер-офицером Веертсом идем через поля и зеленые луга к далекому сараю, где набираем соломы. Там резвятся маленькие, двух недель от роду поросята. Когда я пытаюсь схватить одного из них, он издает пронзительный визг. Крестьянин в воскресном костюме, вернувшийся с прогулки по полям, дает нам соломы, и мы возвращаемся с тяжелой поклажей. Над нашими головами пролетает самолет. Его двигатели монотонно гудят, серебристые крылья сверкают на солнце.
Стены блиндажа уже завершены, и сейчас их посыпают песком. Заносим внутрь солому и выходим. Снова принимаемся за работу.
В шесть часов собираем лопаты и возвращаемся на командный пункт. Здесь мы закидываем за спину ранцы и строимся. Заведующий оружейным складом раздает нам запалы к гранатам, и мы строем уходим.
Все так же строем идем по деревне к мельнице, где нам предстоит пробыть до утра, когда мы вернемся на передовую. Складываем вещи в большой сарай и снова делимся на отделения. Я попадаю в третье отделение вместе с Гейнцем и Штрошном. Наш командир — унтер-офицер Веертс.
Берем у крестьянина солому и устраиваем место ночлега в сарае.
На мельнице расположился взвод зенитчиков. Поднимаюсь по лестнице на самый верх мельницы и смотрю на восток. Земля по ту сторону холма вся изборождена воронками. Именно здесь проходит фронт. Посреди воронок протянулись траншеи, русские и немецкие. Штабс-фельдфебель дает нам свой бинокль и сообщает, что это позиции русских. Там же расположились и части Зейдлица, немцы в военной форме, воюющие против нас. В подавленном настроении спускаемся вниз.
Прибывает
Ночью меня будят. Быстро натягиваю сапоги и шинель. Выхожу из сарая. На улице очень холодно, и нам приходится поднять воротники. Небо над нашими головами чистое, ясное. Луна нежным серебристым светом освещает окружающий мир. Ходим вокруг мельницы, ускоряя шаг, чтобы согреться. Где-то неподалеку скрипнула дверь. На фронте тихо. В небе на этот раз никаких сигнальных огней. В час ночи Гейнц будит нашу смену. Быстро ныряем в сарай. Стаскиваю с ног сапоги и ставлю их рядом. В соломе тепло и уютно.
Глава V. Начало бури
Посреди ночи нас будит грохот. Мы под сильнейшим обстрелом. Хватаем вещи. Быстро надеваю сапоги, беру шинель и вещмешок и ныряю прямо в ночь. Земля дрожит, ночь исполнена молний и рева. В нас летят тяжелые снаряды, и всякий раз при краткой вспышке разрыва мы видим в ночи усталые лица друг друга.
Унтер-офицеры взбудоражены. Наконец приходит штабс-фельдфебель и ведет нас к траншеям, расположенным за ветряной мельницей. Я смотрю на часы — четыре утра. Наступление русских началось [46] .
46
Начало наступления указывается по различному времени. Советский Союз всегда использовал московское время, и для русских это было 05:00 часов. У немцев с 1 апреля по 6 октября действовало двойное летнее время, и для них это было 03:00 часа.
Гром пушек сливается в единый рев, в воздухе все завывает, свистит, дрожит и гудит. Мощные разрывы чередуются с взрывами потише, словно сталкиваются железнодорожные вагоны. Широкая красная стена вздымается в небо прямо перед нами, облака над нею — клубы дыма. Появляются бомбардировщики, похожие на гигантских птиц в черных тучах. Вздымаются фонтаны земли и металлических осколков. Мы залегаем на самое дно траншей. За нашими спинами раздается шум и свист. Бомбят Литцен. В своей ужасающей красоте вверх вздымаются столбы огня вместе с деревьями и крышами зданий.
Мы в огромном котле. Ад перед нами, вокруг нас и позади нас — русские колотят по нашим траншеям, как в барабан. Беспрестанно гремят взрывы. Мы давно оглохли и молчим. Лишь когда вблизи вздымаются фонтаны земли и обломков железа, губы беззвучно кривятся словами злобы и ужаса.
Вдали, словно факелы в ночи, пылают сараи и деревенские дома. Перепуганные беженцы тащат пожитки в детских колясках и ручных тележках или на спине. Спотыкаясь, бредет растрепанная женщина в развевающемся на ветру халате, вперившись в пустоту невидящим взглядом. В руке у нее кофемолка, которую она крутит как заведенная. Ее рот открыт, но из него не вылетает ни звука.