Я смотрю на тебя
Шрифт:
– А когда вернешься?
– Не знаю, решу, когда уже буду там, – его взгляд затуманен, мрачен. В этот момент я чувствую его холодность и отстраненность.
– А ресторан?
– Я оставил смену, – пожимает плечами, – мои коллеги уже могут сами справиться.
Эта новость ошеломляет меня. Еще недавно у меня в голове роились идеи (наверно, правильней называть их мечтами) об этих рождественских каникулах. Я отказала Филиппо, потому что надеялась провести время с Леонардо. А вместо этого…
– Тебе действительно нужно уезжать? – спрашиваю, пытаясь замаскировать разочарование.
– Я хочу этого, – отвечает, решительно взирая на меня, –
– У тебя там близкие?
– Там мое прошлое.
Я хотела бы еще многое спросить у него, но прикусываю язык. Леонардо ненавидит вмешательство в свою частную жизнь, а тема его родины входит в сферу абсолютно интимных и неприкосновенных вещей.
– Постарайся развлекаться и без меня, – берет меня рукой за подбородок и силится улыбнуться, как бы стараясь ускользнуть от напряжения нашего разговора.
Мне хочется сказать ему, чтобы он не уезжал. Или чтобы взял меня с собой. Не могу вынести даже мысли о том, чтобы расстаться с ним надолго.
– Ты мне хотя бы позвонишь? – хватает у меня смелости спросить.
Качает отрицательно головой:
– Нет, Элена. Я предпочитаю, чтобы мы не поддерживали связь, когда я в отъезде.
– Почему?
Я задерживаю его за руку. Я знаю, что не должна настаивать, но мне необходимо объяснение.
– Потому что мне нужно отвлечься, побыть одному. Потому что моя жизнь – это не только то, что я делаю здесь, и я не хочу смешивать, – его взгляд не допускает возражений. – Я позвоню, как только вернусь, – он поглаживает меня на прощание и уходит по направлению к лестнице, не оглядываясь.
Я полностью разбита. Он ушел, без извинений и объяснений. Оставил меня здесь, с очередным комом в горле и бессильно опущенными вдоль тела руками.
Хватит. Мне надо немедленно уходить отсюда. Ищу смотрителя в саду и отдаю ему ключи.
– До свидания, Франко, счастливых праздников! – бормочу в спешке, не теряя времени на долгие прощания.
– И вам синьорина [45] , счастливого Рождества! – Франко по привычке делает небольшой полунаклон. – Всего вам хорошего!
45
Синьорина ( итал. signorina) – обращение к незамужней девушке.
Я полностью разбита. Он ушел, без извинений и объяснений. Оставил меня здесь, с очередным комом в горле и бессильно опущенными вдоль тела руками.
Поднимаю голову, последний взгляд на эти окна, потом ухожу быстрыми шагами в переулок.
Прощай, фреска. Прощай, Леонардо.
Канун Рождества. Мне стоило нечеловеческих усилий пережить эти дни предпраздничной эйфории, после того как меня бросили таким образом. Ритуальное паломничество из одного магазина в другой (покупка подарков, совершенно ненужных) и вид всех этих прохожих, счастливых и озабоченных, ввели меня в глубокую меланхолию. Я, обычно обожавшая Рождество, в этом году ненавижу его всем своим существом.
Так или иначе, мне удалось пережить эти четыре дня. Хотя и знаю, что худшее впереди. Восемь вечера. Меньше чем через час я должна быть дома у родителей на традиционном ужине с родственниками. Если я переживу и это, могу считать себя почти что спасенной.
В пятнадцать минут десятого, упустив вапоретто и испортив
Открывает мама, одетая в костюм вишневого цвета, на лице обеспокоенное выражение.
– Элена! Мы тебя потеряли! Только тебя и ждем.
Вдали слышен разговор родни на фоне голоса Мерайи Кэри, распевающей все те же знакомые новогодние песни.
– Извини, мама, я опоздала на паром.
Одним движением она целует меня, снимает пальто и вешает его на вешалку. Поправляет мне волосы и… сразу же заставляет меня почувствовать себя виноватой.
– Дорогая, а эта юбка не слишком короткая? – спрашивает, бросая взгляд на мое кружевное платье. То самое, в котором я ужинала с Леонардо на кухне его ресторана.
– Мне так не кажется, – отвечаю с невозмутимостью, – ты всегда упрекаешь, что я не ношу юбки. Вот, сегодня вечером постаралась тебе угодить.
Захожу в столовую и на минуту меня посещает мысль о побеге: передо мной за праздничным столом расположился взвод родственников, которые нетерпеливо притопывают ногами, размахивая в воздухе приборами, будто не ели неделю. Встряхиваю головой, чтобы прогнать эту мысль. «Элена, ситуация под контролем, ты в состоянии выдержать это!»
Все в сборе: бабушка, тетя, кузины; маме удалось уговорить даже дядю Бруно, который обычно путешествует по миру со своими друзьями-геями. Здороваюсь со всеми, собирая улыбки направо и налево, и в спешке занимаю свое место. Естественно, меня посадили рядом с кузиной Донателлой, практически моей ровесницей, но абсолютно далекой во всем остальном. В двадцать пять лет она вышла замуж за Умберто – венецианского близнеца Флавио Бриаторе [46] , и через год у нее родилась маленькая Анжелика, которой уже исполнилось семь лет и которая напоминает Барби. Девочку посадили слева от меня, она приветствует меня ручкой.
46
Флавио Бриаторе ( итал. Flavio Briatore) – известный итальянский бизнесмен, успешный менеджер «Формулы-1».
– Привет, тетя!
Глажу ее по голове и улыбаюсь.
– Элена, прекрасно выглядишь, – говорит Донателла, целуя меня в обе щеки и обдавая своим тошнотворным парфюмом с ароматом желтого ириса.
– Спасибо, ты тоже.
– Ой, даже и не говори. Я поправилась на пять килограмм, – с отчаянным выражением на лице отодвигает край юбки, показывая мне часть бедра. – Смотри, все здесь!
Вот, начинается. Каждый год одно и то же. Однако в этом году я действительно не в настроении терпеть ее глупые разговоры. Надо спасаться, прежде чем мы доберемся до последних открытий в области антицеллюлитных средств.
– А что тебе принес Санта-Клаус? – спрашиваю у ее дочери, стараясь сменить тему.
– Новый мобильник, – отвечает, с гордостью демонстрируя мне последнюю модель айфона.
– Супер!
Что она будет с ним делать в ее возрасте, честно говоря, не могу понять.
– Тетя, а покажи мне свой.
Прекрати называть меня тетей, девочка. Я тебя почти не знаю.
Вытаскиваю из сумки свой телефон. Она берет его своими маленькими ручками с изумленным выражением лица:
– Так это же четвертый! Ты что, не знаешь, что уже вышел пятый? – Кажется, дитя шокировано.