Я смотрю на тебя
Шрифт:
– Ты не хочешь прогуляться? – спрашивает Леонардо. Я надеялась, что он мне это предложит. Оставляем машину на небольшом паркинге и продолжаем прогулку пешком по маленькой дорожке из гравия, огражденной шпалерами винограда.
Живя в Венеции, словно забываешь о том, что есть суша – прочная и простор-ная земля, что бывают не только мосты и каналы, а настоящие дороги, по которым можно ходить и ездить…
Живя в Венеции, словно забываешь о том, что есть суша – прочная и просторная земля, что бывают не только мосты и каналы, а настоящие дороги,
– Начинается дождь, – поднимаю взгляд к небу: оно сделалось черным на горизонте, – на меня упала капля…
Леонардо вытягивает руку ладонью вверх.
– Ой, еще одна, – трогаю волосы, чтобы убедиться, что мне не показалось. – Не может быть, чтобы только я это ощутила.
– Теперь я тоже заметил, – говорит он, смахивая каплю дождя, упавшую на лицо.
За несколько минут небо полностью затягивает тучами и начинается дождь. Он кажется предвестником весны, как один из тех внезапных ливней, которые застают врасплох в марте.
– Ну и что мы теперь будем делать? – спрашиваю расстроенно. Мне жаль, что наша прогулка так закончилась. Сожалею, поскольку понимаю, что это редкая возможность вот так побыть вместе, может быть, единственная…
Леонардо накрывает мне голову своей кожаной курткой.
– Мы слишком далеко, чтобы вернуться в машину, – говорит он и оглядывается по сторонам, пытаясь найти решение. – Постараемся добежать вон туда, – он указывает на большой красный дом неподалеку. Изолированный от остального мира, он стоит посреди долины. Держась за руки, пробегаем сотню метров под проливным дождем. Этот внезапный дождь тоже становится приключением, как все неожиданное.
Добегаем до внешней галереи дома и укрываемся под крышей. Я не могу отдышаться, я насквозь промокла. Рубашка Леонардо прилегает к его груди, тоже мокрая насквозь, вода капает с его волос и щетины с чуть красноватым проблеском. При взгляде на него мне хочется смеяться, но внезапный холод пронизывает спину, заставляя вздрогнуть и прижать руки к груди. Леонардо обнимает меня, согревая своим телом.
– Похоже, это место обитаемо, – говорит, замечая свет в доме, – попробуем позвонить?
– Не знаю… Думаешь, стоит?
В это время пожилой мужчина, высокий и худощавый, появляется из пристройки, похожей на сеновал, и приближается к нам бегом, держа в руках корзину, полную красного радиккио [64] . Должно быть, хозяин дома. И прежде чем он начнет беспокоиться, Леонардо приветственно машет рукой.
– Добрый день! Вы нас извините, но мы воспользовались вашей галереей, чтобы спрятаться от дождя…
– А что же вы тут делаете снаружи? Заходите, пожалуйста, в дом, – говорит в ответ мужчина не терпящим возражений тоном, и мы, переглянувшись, послушно идем за ним. – Пойдемте в тепло, а то простудитесь, –
64
Красный салатный цикорий, горьковатый на вкус. Созревает в декабре.
Обстановка внутри уютная и гостеприимная, с простой бедноватой мебелью, будто пришедшей из других времен. Приятно пахнет деревом (запах характерный для деревенских домов), повсюду стоят свежие цветы.
Хозяин дома проводит нас в кухню, где женщина лет семидесяти хлопочет у плиты.
– Аделе, у нас гости! – говорит он громко, ставя корзину на стол.
Хозяйка оглядывается и встречает нас любопытным взглядом.
– Добрый вечер! – приветливо говорит она.
– Они сильно промокли и спрятались под порталом, бедные, – продолжает хозяин, указывая на нашу одежду, с которой капает вода.
Аделе усаживает нас перед камином.
– Идите скорее, погрейтесь у огня, – у нее мягкий голос, а руки морщинистые, со светлой кожей. Видно, что эти руки неустанно работали всю жизнь.
– Спасибо! – отвечаем одновременно.
Я поражена их добротой. Не знаю, смогла бы я так легко пригласить в дом незнакомцев. А больше всего я удивлена спокойной, внушающей доверие атмосферой этого дома.
– Пойду наверх, поищу сухую одежду, – говорит Аделе, направляясь к лестнице медленным шагом.
– Синьора, не беспокойтесь… – пытаюсь остановить ее, – вы и так уже слишком добры к нам!
– Да, Аделе, иди, – подбадривает ее муж, – не могут же они оставаться в мокром.
Женщина исчезает на верхнем этаже, а мужчина присаживается рядом, протягивает руки к огню, чтобы согреть их, и спрашивает, как нас зовут.
– А мое имя Себастьяно, – представляется он, – но здесь все называют меня Тане.
Потом интересуется, откуда мы и как оказались здесь. Похоже, он искренне рад нашему присутствию. И смотрит на нас взглядом человека, которого жизнь научила быть внимательным к другим.
Довольно быстро Аделе возвращается с двумя вешалками чистой одежды, простой и поношенной.
– Держите, это принадлежало моим детям. Лучшее, что я смогла найти, – она протягивает вещи, – если хотите, повесьте вашу одежду у огня, она быстрее высохнет.
Я знакома с ней менее получаса, но мне уже хочется обнять ее.
– Если хотите воспользоваться ванной, она дальше, – объясняет она, указывая на дверь в конце коридора.
– Спасибо, Аделе, – отвечает Леонардо и, взяв меня за руку, выводит из комнаты.
Быстро переодеваемся. На мне широкие джинсы и старая толстовка от «Бенеттон» в цветную полоску. А Леонардо облачился в шерстяной свитер и брюки из вельвета. Он с нежностью смотрит на меня, потом мягко целует в лоб, чтобы увериться, что со мной все в порядке. Прежде чем вернуться обратно, на минуту замираем перед зеркалом, встав рядом и улыбаясь нашим новым отражениям.
Потом возвращаемся в кухню и развешиваем свою мокрую одежду на двух стульях у камина. Аделе предлагает нам по стаканчику глинтвейна и куску яблочного пирога.