Я создаю чудовищ
Шрифт:
– Что ж, другого ответа я и не ожидал. Истинный патриот и защитник ценностей государства русского по-другому просто не может. Рад, что вы так быстро осознали важность и правильность такого поступка. Думаю, сейчас мы обсудим общие моменты вашего перехода под наше командование, а чуть позже сосредоточимся на деталях, – утвердительно изрёк белогвардеец.
– Как скажите, Евгений Никодимович. Единственное, вам и всему боевому составу нужно будет приобщиться к нашей идее. Это довольно простой ритуал, который покажет честность и искренность с обеих сторон. Ну, и с практической точки зрения даст возможность взаимодействовать со всеми нашими новосозданными существами. По своей природе большинство из них не агрессивны, но каждый из них готов отдать жизнь
– Звучит странно. Если это бесовщина какая, то я человек верующий и для меня это неприемлемо. Да, и солдаты на такое не пойдут, – тут же воспротивился он.
– Прекрасно вас понимаю. Но никакого религиозного подтекста наше действо не несёт. Сугубо рациональный подход. Пока химеры не признают вас нашими друзьями, любое появление иного человека на контролируемой территории может окончиться плачевно для “неприобщённого”. Поэтому мы, прежде всего, заботимся о вашем здоровье и нашем будущем сотрудничестве, – воодушевлённо продолжил я вещать откровенную бредятину с крохотной долей правды.
– Это саботаж! Вы противитесь воле Русской Армии! – возмутился штаб-капитан.
– Что вы! Нисколько! Всей душой и сердцем хотим вернуть стране свободу и спокойствие. Но без взаимного акта дружбы будет довольно сложно взаимодействовать плодотворно. Приведу аналогию. Пёс знает, как пахнет хозяин и его домочадцы. Доверяет ему, служит и исполняет волю. А, если во двор заявится кто-то чужой, то сразу же поднимает шум, а-то и бросается на незнакомца. Всё ради защиты своей “стаи-семьи”, – сохраняя блаженно-невинное выражение лица, проговорил я, – так и у нас. Это биологическая необходимость. Природный закон для каждого. Поверьте, без этого никак.
Белый внимательно смотрел на меня, словно пытаясь найти к чему прицепиться и продавить свою точку зрения. Оно и понятно, ему хотелось, чтобы я чётко сказал: да или нет! Тогда и ответная реакция будет резонной. А тут, вроде, и соглашается, идёт на контакт и всячески показывает, что готов служить Родине и Отечеству, но просит лишь об одной мелочи. В общем, квадратно-гнездовое мышление военного было слегка расшатано и находилось в нестабильном состоянии.
– Как именно выглядит это “посвящение”? – наконец, принял он решение.
– Позволю немного вас поправить. Не посвящение, а приобщение. Мы за искренность и открытость, – улыбнувшись, ответил я, – сейчас с удовольствием вам продемонстрируем. Ничего сложного или опасного тут нет. Каждый из нас проходил этот процесс. Софья Павловна, прошу! Ваш выход.
Из автомобиля выбралась напряжённая вдова и, держась подчёркнуто прямо, прошествовала в нашу сторону. Замерев возле моего левого плеча, она вежливо склонила голову и поприветствовала штабс-капитана.
– Хм, теперь я действительно заинтересован. Если уж такая прекрасная дама вошла в ваши ряды, то это уже о чём-то говорит, – подбоченившись, сказал он.
– О, Софья Павловна одна из корифеев нашей “биообщины”. На её глазах фактически строился тот социум, одним из столпов которого мы и являемся. А уж, если говорить откровенно, то и наша встреча в какой-то степени состоялась благодаря столь ярой активистке, как она, – добавив нотку фанатичности, подтвердил я.
Ну, и намекнул, что мне известно гораздо больше, чем себе думает этот самоуверенный белогвардеец.
Дальше я предложил Евгению Никодимовичу подойти поближе, чтобы не пропустить ни одного акта нашей иммерсивной пьесы. Тот, заинтересовавшись, послушался, и я начал наше действо. Сначала набором псевдонаучной белиберды, куда вплёл недофилософские высказывания с акцентом на пафосность и сакральность. Мол, нитями разума и тела сплетаюсь с созданиями братскими, что оберегают меня, а я поддерживаю их. Воля наша общая, как мысли, желания и действия. Едины мы, и оттого живы и деятельны во всех ипостасях. И в каждом из нас есть
Сначала Софья Павловна задрожала, как осиновый лист, после исторгла из себя низкий животный вой и в финале, упав на четвереньки, стала выгибаться дугой. Я же, соединив ладони вместе, с улыбкой наблюдал за развитием “сюжета”. Позади меня, заранее подготовленные Степаныч и Петрович, так же приняли самый умиротворённый вид, усиленно показывая, что такие пертурбации им привычны и ничего предосудительного в этом нет.
Тем временем вдова перешла к кульминации нашего выступления. Доктор старался вовсю. Пот бежал с женщины буквально ручьём, а температура тела поднялась до невероятного уровня. Кожа только что не дымилась от такого резкого скачка. Хаотично сокращающиеся мышцы заставляли “актрису” изгибаться самым причудливым образом, добавляя пикантности в получившуюся сценку. Особенно, когда Софья встала на “мостик” и пошла в сторону испуганно замерших солдат-беляков. Пройдя мимо штабс-капитана, она выпустила плотную струю рвоты прямо ему на штаны и, рыча, двинулась дальше. Ошарашенный военный отшатнулся и, бессвязно матерясь, трижды осенил себя крестом. Химера же подошла к финальному аккорду и, подняв женщину на ноги (через гротескный, но довольно изящный переворот назад), появилась на свет. Тем же способом, что и попала внутрь. Расширившееся горло исторгло из себя тридцатисантиметровую “змейку”, и она, картинно выгнувшись, неспешно переползла на лоб Софье Павловне. Где, обернувшись вокруг головы, заняла место своеобразной биологической короны. Вдова же, хоть и находясь в пограничном состоянии, всё-таки смогла найти в себе силы и коснуться пальцами губ, после продолжить “символ приобщения”, дотронувшись до химеры и закончив всё, положив руки на сердце. Озарила всех сияющей улыбкой (больше напоминающей гримасу страдания и религиозного экстаза одновременно), высказав, как она счастлива, что её осенила такая благодать.
Я подошёл к ней и, совершенно не стесняясь обнял, отвечая такими же радостными с лёгкой капелькой сумасшествия словами. Нам вторили оба Василия, повторяя наш жест единения и соприкосновения.
На заднем же фоне беззастенчиво ругались по матушке бойцы Белого Движения. А некоторые особо чувствительные и вовсе украшали мостовую следами своего завтрака. Похоже, представление удалось на славу.
– Освободившись от всего тёмного и негативного, что есть в каждом из нас, Софья Павловна показала часть своего естества. Это очень интимный и особенный момент для каждого. Так что, если вы не против, то её друг вернётся обратно. Он не привык к лишнему вниманию, – умиротворённо сообщил я.
И когда процесс пошёл обратно, то блюющим одиночкам вторили уже все. Вот это настоящая товарищеская поддержка. Один за всех и все за одного. Я участливо наблюдал, как солдаты единовременно утратили всякую боеспособность.
Выждал ещё немного и предложил уважаемому Евгению Никодимовичу быть первым в “ритуале” единения. Пусть своим примером покажет, что это не страшно и совсем даже нормально.
В ответ я почему-то получил порцию отборной брани, обвинение в дьяволопоклонничестве и желании поскорее оборвать с нами любые отношения. Вот такая несуразица получилась. Мы ж к вам со всей душой, а вы… Обидно, в общем.
Продолжая хранить на лице печаль и горесть от неудавшейся дружбы “народов”, я помог вдове вернуться в автомобиль. А, когда обернулся увидел, что импровизированный блокпост уже начали разбирать, видимо, готовясь к скорейшему переезду подальше от нас.
– Надеюсь, мы поняли друг друга, – тихо произнёс я, больше для самого себя.
– Почему стоим? Нам ещё в больницу к Георгию нужно успеть попасть. Так что, не тормозим, двигаем дальше, – уже громче сказал я.
Оба Василия переглянулись и молча бросились выполнять приказ. Вот и хорошо. На сегодня мне болтовни достаточно. Итак, на разговор с этим воителем-переговорщиком полдня потратили.