Я спас СССР! том 1

Вязовский Алексей

Я упаду на камни и, уходя во тьму, усталыми руками Я землю обниму…

Развожу широко руками.

Хочу, чтоб не поверили, узнав, друзья мои. Хочу,

чтоб на мгновение охрипли соловьи!

Закидываю голову, смотрю в вечернее небо:

Чтобы впадая в ярость, весна по свету шла… Хочу, чтоб ты смеялась! И счастлива была!!

Сначала раздаются робкие хлопки "метеоритов", но вскоре они переходят в оглушительные аплодисменты толпы. Я вежливо кланяюсь и, не обращая внимания на оторопевших чиновников, хватаю раскрасневшуюся Свету под локоть. Уверенным шагом вхожу в особняк.

Глава 10

Мы колесим, ища покой,

по странам и векам,

но всюду возим за собой

свой собственный вулкан.

И. Губерман

— Надо выпить! Срочно. — Света быстро идет по большому залу в рыцарском стиле — камин, оружие на стенах… Мельком вижу группы людей в костюмах и смокингах, блеск орденов… И здесь я — такой весь в милитари, с беретом небрежно засунутым под мягкий погон на левом плече.

— А тебе можно? Ты же кормишь ребенка грудью.

— Сцежу вечером — краснеет девушка.

Псевдоготика в следующем зале сменяется ампиром. Дальше идут арабские и китайские мотивы. Сплошная эклектика. Да… Кучеряво жила русская буржуазия перед революцией. А ведь Морозовы этим революционерам деньги подкидывали. Видимо хотели на двух стульях усидеть. Не получилось. Неблагодарные большевики всех пустили под нож.

В одном из залов установлена барная стойка, возле которой отирается несколько людей. Светлана смело проходит мимо очереди, жестом подзывает бармена в черной жилетке.

— Что угодно? — по-старорежимному спрашивает молодой парень.

— Мне шампанского бокал, полусладкого. А моему спутнику… — Фурцева-младшая оборачивается ко мне — Леш, ты что будешь?

Небольшая очередь удивленно разглядывает даже не нас, а конкретно меня, но дисциплинированно молчит. Судя по костюмам — иностранцев тут нет, одни советские чиновники.

— А что есть? — я делаю шаг к стойке.

— Все есть. Водка, виски, мартини, вина разные — белые, красные, розовые…

— Бокал мартини с тоником.

Пока бармен наливает, Света ничуть не стесняясь окружающих, начинает расспрашивать меня про одежду, ставя меня этим в неловкое положение. «А это что? А это откуда?». Вся очередь с интересом «греет уши». Чувствую себя очень некомфортно. Фабрикантов Морозовых давно уже нет, а вот барские замашки нашей элиты продолжают процветать в их особняке.

Получив свои бокалы, мы начинаем не спеша прохаживаться по залам. Фурцева-младшая

знакомит меня с какими-то иностранными дипломатами, немецкими деятелями культуры, чьи фамилии мне ничего не говорят. Прокалывать память я опасаюсь — а ну как потеряю сознание, или пойдет кровь из носа? Разговоры в компаниях незнакомых людей не складываются — все пялятся на меня, словно на ряженую мартышку, и разговоры крутятся лишь вокруг моей одежды. Каждый пытается узнать, что это за новая мода, и почему у меня рядом с комсомольским, приколот необычный значок с изображением Метеорита. Приходится рассказывать всем о поэзии, но это мало интересует иностранцев, да и наших чиновников.

Тем временем подходит черед официальной части. В Рыцарском зале Фурцева — старшая толкает речь про дружбу между СССР и ГДР, после чего с ответным словом выступает немецкий посол. Все вежливо хлопают.

Потом мы продолжаем наше дефиле по особняку. Я с удовольствием рассматриваю лепнину, фрески и потрясающие камины. Когда еще попадешь в этот закрытый для простых граждан памятник архитектуры? Света ведет со мной тонкий разговор, напирая на тему культуры.

— А вот рядом с Третьяковкой открыли музей-квартиру Васнецова. Мама помогала, пробивала все разрешения. Как бы я хотела туда сходить!

Очень толстый намек. Тихонько вздыхаю, понимая, что отвертеться мне не удастся.

— Я тоже…

— Ой, а давай вместе сходим! В это воскресенье.

— Давай — нехотя соглашаюсь я.

Вдруг сзади раздается рокочущий мужской голос:

— Это он?

— Да — женский голос узнаю, это Фурцева — старшая.

Поворачиваюсь. Действительно, министр собственной персоной. И две свиты. Во главе второй… Ну, здравствуйте, дорогой Леонид Ильич! Бровастый Брежнев с интересом меня рассматривает. Будущий генсек одет в импортный двубортный костюм, и белоснежную рубашку со стильным синим галстуком, он подтянут и даже слегка загорел. Понятно, что с Хрущевым мотался по Египтам. Какой же он все-таки молодой сейчас. А в моей памяти Брежнев навсегда остался старым, больным человеком с усталым взглядом. Мумией. Но не сегодня.

— Орел! Это ведь что-то кубинское? — И все-таки Брежнев очень обаятельный человек. Искренняя улыбка, внимательные глаза. Он, безусловно, умеет очаровывать своих собеседников. Но сейчас его флюиды направлены на мать и дочь Фурцевых, а я пока прохожу у него по разряду цирковой диковинки.

— Светочка, как ты похорошела! Красавица — вся в маму. — Ильич сыпет комплиментами, даже не дожидаясь моего ответа на заданный им вопрос.

— Да, новый кубинский стиль милитари — я беру Фурцеву-младшую под руку и на меня, наконец, обращают внимание. Мать показательно хмурится на Свету, но та лишь мстительно улыбаясь, прижимается ко мне. Семейный скандальчик на почве дочкиного непослушания! А вот не надо было давить на нее и пихать в династический брак с Козловым.

— Я тоже люблю поэзию — поощряюще улыбается Брежнев. Он моментально улавливает напряжение, возникшее между мамой и дочкой, и старается их отвлечь — Почитаешь нам что-нибудь?

Стихи Брежнев не просто любит, а даже может, выпив в дружеской компании, встать на стул и декламировать их с выражением. Блок, Маяковский, Есенин — вот кумиры Леонида Ильича.

— Почитаю, отчего же не почитать — соглашаюсь я — Но сначала предлагаю обсудить одну давно назревшую и перезревшую проблему.

Все в удивлении смотрят на меня.